Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что в систему запущен мощный резидентский вирус. Файл раскрылся шиворот навыворот, да и вывалил весь гигабайт сразу. По дисплею метались слова, являющиеся чудовищным смешением всевозможных шрифтов и алфавитов. Слова выворачивались живыми гусеницами, вступали друг с другом в непотребные сношения, образуя неописуемые кирилицелатинские абракадабры.

Потом монстры начали лопаться, постепенно заливая экран чернильной темнотой.

Экран превратился в черную дыру, Алик даже потянулся к блоку, чтобы вырубить питание, но внезапно экран полыхнул, и на Алика глянул неописуемо яркий изумрудный глаз.

Алик даже отдернулся подальше, но цвета уже блекли, и глаз тускнел с каждой секундой, понемногу сливаясь и, в конце концов, слившись с чернотой экрана окончательно.

Алик выключил питание и лишь тогда вздохнул с облегчением. Ни черта мы про компьютеры не знаем, подумал он. Работаем, программы пишем, а представления не имеем, с чем имеем дело.

На крохотную дискету размером с ладонь влезает толстый полноценный роман.

Бальзаку, который работал по двадцать часов в сутки, месяц требовался, чтобы такой написать. А этот ящик его за считанные секунды перекатывает туда и обратно, хочешь так, а хочешь наоборот.

Это же какая мощь в нем? Сколько Бальзаков и Энштейнов? В средние века церковь считала талант чем-то дьявольским, вмешательством потусторонних сил в земные дела. В таком случае, компьютер есть порождение сатаны, и его нечеловеческая мощь дарована не милостью светлого разума, а кознями злобных темных сил.

Алик прервал себя на той мысли, что прикидывал, что эти монстры в жестяных коробках могут замышлять. Тогда он запер дверь и поехал вниз с твердым намерением разобраться, что за таинственная уборщица орудует в его кабинете.

В лифте ему пришлось ехать с молодой особой лет восемнадцати в мини-юбке длиной в ладонь, завидуя тому счастливчику, у кого такая секретарша.

Вскоре выстраданную мысль про отсутствие правды в жизни укрепил вошедший парень, одетый с иголочки, словно нью-йоркский служащий. Глянцево поблескивающее лицо выдавало, что он не менее полугода провел за океаном: в Канаде или штатах. Один его галстук стоил всю аликовскую зарплату.

Алик спустился вниз и прошел на вахту, располагавшуюся у самой входной двери. В ней сильно пахло шинелями и почему-то рыбьим жиром. Находилось в комнате несколько дежурных в армейских шинелях без погон. Все женщины.

— В чем дело? — спросила сидевшая у двери.

Алик попытался объяснить, но был прерван при первых словах.

— Молодой человек, — строго сказала дежурная, — вы понимаете, тут военизированная охрана. Мы всякой ерундой, навроде мытья полов, не занимаемся.

Алик сделал еще одну попытку в том смысле, что они в таком случае должны охранять неприкосновенность и его комнаты в том числе.

— Етит-вертит! — воскликнула дежурная. — Я ему про Фому, а он мне…

В дверь вдруг просунулась голова еще одной женщины, тоже в шинели:

— Фома приехал! — Громким шепотом сообщила она.

— Ох, Господи! — вскинулась дежурная. — Все на выход, быстро! Давайте, давайте, гражданин отсюда!