– Ну, ты даешь! Да кто же вас там примет? Да еще сам Петров! Мы в городскую рванем. Там хирурги тоже неплохие.

Но я потребовала, чтоб мы ехали в областную. Сказала, что я там работала и теперь учусь. Покачав головой, он связался с приемным покоем, доложил мое требование и удивленно посмотрел на меня:

– Надо же, взяли без возражений!

Под дикие вопли сирены мы подскочили к приемному покою. Нас уже ждали. Кивнув мне, медбратья отделения подхватили носилки и помчались прямо в операционную. Медсестра перехватила у меня пакет, прижимаемый мной к ране, и я отстала, понимая, что в грязной шубе мне в операционной делать нечего. Минут через пять вынесли освободившиеся носилки, и скорая уехала.

Раздевшись, я пошла к операционной. Операция уже шла вовсю. Внезапно из дверей выглянул ассистент и сказал:

– Давай переодевайся – и к нам, будешь помогать.

Я быстро натянула на себя поданный мне хирургический комплект, вымыла руки и метнулась в операционную.

Яркий свет слепил, не давая смотреть. Или это слезы? Не понимаю. Почему-то вспомнился академик Захаров, то, как он сказал, чтоб я звонила, если вдруг что случится. Я даже полезла в карман за телефоном, но тут же опомнилась. Что он сможет сделать?

– Машка, вставай с ним рядом и зови! Зови его, черт побери, зови! – прорычал Виталий Петров.

Я никогда его таким взвинченным не видела. Он обычно уравновешенный и деловитый. Значит, дело плохо. Я подошла к мужу, погладила его по щеке, наклонилась к уху и принялась звать его ко мне, говоря, как мне без него будет плохо.

– Уходит, уходит! – с холодным отчаянием вскрикнул реаниматолог.

– Не каркай! – Виталий добавил пару непечатных слов. – Ускоряйся!

Но тиканье осциллоскопа прервалось. Безнадежно стихло, и наступила удручающая тишина. Я с ужасом сжала пальцы, стараясь сдержаться и не зареветь в голос, и почувствовала, как на лицо мужа полились слезы. Неужели это все? Если б у меня хотя бы малыш остался…

– Есть пульс! – внезапно с торжеством заявил анестезиолог. – Есть! Мы прорвались!

В самом деле, мертвый экран осциллоскопа дрогнул и сначала зачастил, а потом принялся выписаться равномерную кривую.

Бригада с облегчением зашумела, тотчас замолчав от сурового окрика Петрова:

– Не расслабляться! Мы не закончили!

Я принялась гладить холодный, с испариной, лоб мужа, молясь всем богам сразу.

– Маша, иди, ты больше не нужна! – Виталий командовал, как генерал на поле боя.

Возражать я не посмела и поплелась на выход, жутко боясь сидеть в одиночестве в коридоре. Отчего-то казалось, что, пока я тут, рядом с Лешей, ничего плохого с ним случиться не может.