Глава первая

Аудитория быстро опустела. Занятия окончились, все спешили по домам. Я тоже вытащила сумку, запихала в нее тетрадь и ручку, закинула ремень на плечо и двинулась к выходу. Жутко хотелось спать. Все-таки занятия после ночного дежурства в реанимации областной больницы не способствовали усердию в учебе.

Я выходила из помещения, не глядя по сторонам, и наткнулась на тощую бесформенную фигуру в обтягивающем свитере и черных джинсах, перегородившую мне дорогу. Опять эта Маквенко! И когда она халат снять успела? В универе всем положено ходить в белых халатах. Но есть, видимо, исключения. Внутренне я зашипела, как разозленная змея, но внешне, надеюсь, осталась равнодушной.

Маквенко училась с нами первый год, брала академ на третьем курсе. Хотя ничего особенного в ее жизни не произошло – она не болела, не рожала и вообще, по какой причине ей был дан академ, для всей нашей группы оставалось загадкой.

Хотя какая загадка? Мирослава была единственной доченькой той самой заместительши министра, с которой поругалась мама перед увольнением и отъездом в Москву. И, похоже, об этом доченька знала, потому что старательно клевала меня при каждом удобном случае. И при неудобном тоже.

А возможности у нее для этого имелись. Она была нашей старостой. До нее старостой был Венька Прохин, он за нас любому бы горло перегрыз и в обиду никому не давал. Мы им гордились, он парень серьезный, после армии, ответственный и порядочный. Но декан, выслуживаясь перед Маквенко-мамочкой, назначил старостой эту цацу, не спрашивая мнения группы, и теперь мы мучаемся от ее властолюбия целых полгода.

Вот и теперь она смотрит на меня снисходительным взглядом и язвительно так интересуется:

– Что, Кондратова, опять ночь не спала? Вся морда опухшая. Ты бы поменьше с мужиками по ночам зажигала, так и училась бы лучше.

Я молча обошла ее по дуге. Вот ведь стерва! Прекрасно знает, что все в нашей группе подрабатывают, кто где. Кто в больницах, кто в поликлиниках, кто в аптеках. Причем независимо от материального положения. Это только она белоручка.

Мне, в принципе, тоже можно не подрабатывать, отчим мне счет открыл с весьма приличной суммой, но опыт за деньги не купишь. Вот я его и набираю. Мне повезло, что мамины коллеги взяли меня к себе. Я им очень благодарна за доброе отношение. Меня все опекают и от тяжелой работы стараются отстранить.

Какая самая тяжелая работа в реанимации? А это когда у тебя на руках умирает больной. Когда ты делаешь все, что можешь, и даже больше, но все равно зря.

В такие минуты моя начальница Власта Евгеньевна зверски ругается матом и сокрушенно заявляет:

– Что ж, видно, судьба у него такая. Видимо, он все, что было нужно, в этом мире уже совершил.

Она фаталистка. Верит, что чему быть, того не миновать. Ей легче. Я еще до такого смирения не доросла. Во мне все возмущается и болит. И я после такого еще долго сама не своя. Больно. Очень больно.

Маквенко вульгарно присвистнула мне вслед и захохотала. Вот ведь стерва! Интересно, кто у нее бабушки и дедушки были? Отца я знаю, он человек хотя и неприятный, но более-менее воспитанный. А вот мамочка ее, наша замминистра, похоже, из ссыльнокаторжных и их потомков. Но не царских, а современных. Попросту зэков.

Наш город, да и вся область, веками служили местом для ссылок и тюрем. Отсидев свое, куда уголовникам деваться? Правильно, осесть рядышком с местом заключения. Вот они и оседали, да и сейчас остаются главным образом в областном центре, потому что здесь прожить легче. Недаром область держит в России сомнительное первенство по преступности.

Отсюда и субкультура специфическая. С одной стороны высокая духовность, всегда полные театры, гастроли российских и мировых знаменитостей, с другой бесконечный мат на улицах, мусор и та особая атмосфера, что бывает только в зонах. Это когда твое платье может не понравиться какой-нибудь тетке запойного вида, и она обложит тебя таким трехэтажным матом, что только диву даешься.

Вот и Мирослава уж очень похожа на ту авантажную тетеньку. Поверхностный лоск у нее имеется, но такой тонкий, что под ним четко виден ядовитый оскал. Хотя это она только с группой такая, в большие начальники готовится, как маменька. Та тоже постоянно нос задирает и разговаривает с подчиненными, как надзирательница на зоне. Ну и черт с ними со всеми. Не позволю этим шалавам портить мне настроение.

Выйдя на улицу, остановилась. Голова закружилась от свежего воздуха. Или, что вернее, от свежевыхлопных автомобильных газов. Универ стоял возле оживленной автомагистрали, поэтому весь спектр не слишком чистого городского воздуха студентам был обеспечен.

Села на автобус, приехала домой. И снова поежилась от неприятного ощущения чужого взгляда. Внимательно огляделась – никого. Почудилось? Но почему мне это чудится только возле дома?