— Тише, мадемуазель Мари. Теперь судьба благоволит к нам.

Оделетт подала ей изношенную ночную рубашку из простого тонкого муслина, который совсем не согревал.

— Ложитесь скорей, а не то заболеете лихорадкой, и мне придется позвать хирурга.

Мари-Жозеф натянула рубашку.

— Мне не нужен хирург. Я не хочу, чтобы ты приглашала хирурга. Я просто замерзла. От фонтана Аполлона путь неблизкий, особенно если бежать в мокром платье.

Оделетт вытащила шпильки из золотисто-рыжих волос Мари-Жозеф, распустив их по плечам спутанными прядями. Мари-Жозеф покачнулась от усталости и чуть было не упала.

— Ложитесь, мадемуазель Мари. Вас так и бьет озноб. Ложитесь в постель, а я расчешу вам волосы, пока вы будете засыпать.

Мари-Жозеф устроилась между перинами, все еще дрожа.

— Геркулес, поди сюда.

Полосатый кот, сузив глаза, наблюдал за ней с приоконного диванчика. Он зевнул, потянулся, приподнялся, дугой выгнув спину, и глубоко вонзил когти в бархатную подушку. В два прыжка он одолел расстояние, отделявшее его от постели. Обнюхав пальцы хозяйки, он прошелся по ее животу и стал топтаться, довольно урча. Хоть он и выпускал когти, под периной она ощущала только мягкое надавливание его лапок да слышала тихое, приглушенное царапанье. Потом он свернулся клубком, теплым и тяжелым, и снова заснул.

— Спрячьте руки, — приказала Оделетт, выше подтягивая перину.

— Нет, это непристойно…

— Вздор, делайте, как я вам велю, а не то умрете от чахотки.

Оделетт плотнее подоткнула перину у нее на шее, а потом распустила волосы Мари-Жозеф по подушке и осторожно расчесала спутанные пряди.

— Никогда больше не выходите в свет такой растрепой!

— На мне был фонтанж, — широко зевнула Мари-Жозеф, — но его сбила русалка. — От усталости она забыла, о чем шла речь. — Ты должна непременно увидеть русалку! Ты ее увидишь, обещаю!

«И все-таки я так взволнована, что не смогу заснуть», — подумала Мари-Жозеф. Мгновение спустя Оделетт опустила ей на грудь тяжелую, аккуратно заплетенную косу. Мари-Жозеф уже задремала и не почувствовала, как Оделетт кончает убирать ее волосы. Оделетт задула свечу. По комнате поплыл дым, отдающий горелым салом. Тенью во тьме Оделетт неслышно скользнула к окну.

— Не закрывай, — сонным голосом попросила Мари-Жозеф.

— Так холодно, мадемуазель Мари, — пожаловалась Оделетт.

— Придется привыкнуть.