А Иду Генриховну волновало другое.
— Пожалуйста, доктор, скажите, она выживет?
Парню это очень не понравилось. Он вежливо, но твердо приказал:
— Мадам! И вы, мадам, немедленно выйдите в коридор. Не мешайте мне работать.
Он не внушал мне доверия, но что нам оставалось делать? Только подчиниться. Мы сидели вчетвером на клеенчатом диванчике, а наш спаситель стоял у окна. Тут я впервые разглядела его. Высокий, лет сорока трех — сорока пяти, в спортивной куртке. Волосы густые, волнистые, но совсем седые. Черты лица правильные, благородные, как у древнего викинга.
Я так боялась, что он доставит нас к дверям ветпункта и простится. Мы снова останемся одни, беспомощные и неловкие. Но этот рыцарь нас не покинул и даже как-то органично влился в наш маленький коллектив.
Я заметила, что Генриховна украдкой с восхищением на него поглядывает. Вдруг она шепнула мне:
— Не правда ли, чувствуется порода? Все-таки внутреннее душевное благородство накладывает отпечаток и на внешность.
— Не всегда, — не согласилась я. — Сколько встречала негодяев с внешностью херувимов и ангелов в облике квазимодо.
Тут рыцарь подошел к нам и сказал, что пора представиться, раз перевязка затягивается.
— Родион Петрович, — слегка поклонился он.
Ида Генриховна кокетливо протянула ему свою крохотную сморщенную лапку. Я хотела ограничиться кивком, но почему-то передумала. Его ладонь была большой, мягкой, пожатие оставило чувство надежности и покоя. После смерти папы я полностью утратила эту уверенность — в том, что у меня есть опора и верный человек рядом.
Знакомство наше состоялось двадцать первого ноября в семь часов двадцать минут вечера.
Айболит, несмотря на свою молодость и легкомыслие, оказался хорошим ветеринаром. Еще один пример несовпадения внешности и содержания. Когда мы вошли, собака лежала на клеенчатом столе с перевязанными задними лапами. В ее глазах уже не было страдальческой тоски. Казалось, она спрашивает: а что со мной будет дальше? Действительно, что дальше, если она выживет? Куда ее пристроить? Не выбросить же снова на улицу.
— Ей уже не больно, она не страдает? Вы сделали укол? — сразу же вцепилась я в Айболита.
Он меня успокоил: обезболивание настолько сильное, что пострадавшая будет спокойно спать до утра. Согласился даже оставить собачонку у себя до завтра, а потом пристроить в одну из частных ветеринарных лечебниц или у знакомых старушек, которые, выхаживая чужих собак и кошек, зарабатывают на жизнь. Плата не показалась мне чрезмерной, хотя Генриховна вздрогнула, когда Айболит назвал сумму.
В это время Родион Петрович осматривал собаку и спросил озабоченно:
— А что у нее с лапами? Кости целы?
— С одной лапой ей пришлось проститься, — вдруг легко и просто брякнул Айболит, как будто сообщил нам о такой малости, как стрижка.
Но, увидев наши испуганные физиономии, почему-то обиделся: