Прохожусь зубами по нижней губе и нервно её закусываю. Обнажать перед кем-то душу для меня тяжелее, чем скинуть перед парнем одежду. Тем более перед Мироном, который вряд ли ответит тем же. Его душа, если она у него есть, спрятана под толщей льда, под которую не пробиться.
— Ты ничего не знаешь обо мне и моей семье, — спустя недолгое молчание проговаривает Гейден.
Я делаю над собой усилие, больше физическое, чем моральное, и смотрю прямо в его серьёзное, без тени улыбки лицо. Чёрные глаза фиксируют мои, не давая разорвать зрительный контакт. Удерживают намеренно.
— Твоя мама чудесная женщина. Отец — ничего про него не знаю, ты прав. Но они оба живы и в добром здравии. Этого всегда достаточно.
Мирон сканирует в ответ моё лицо и чуть наклоняется, приближаясь.
— Ты сирота?
— Да, — произношу, помедлив.
Глава 8
Я настолько устала за день от потрясений, когда мне наконец надевают шейный корсет, в котором предстоит просуществовать несколько дней и вкалывают в ягодицу обезболивающее, совсем не возражаю желанию Мирона довести меня до дома.
Его молчаливое присутствие рядом не тяготит, наоборот добавляет внутренней силы и подпитывает спокойствием. Он сам проверяет справки, которые нам выдает врач, и фотографирует на свой мобильник. Я не возражаю, лишь пытаюсь зевнуть, с закрытым ртом.
Гейден помогает мне забраться в машину и устроится на переднем сиденье. Сам пристегивает ремень безопасности, предварительно откинув мои разметавшиеся по плечам волосы. Задевает грудь, совсем без сексуального подтекста. После нашего дружественного разговора в коридоре больницы, и моего признания Мирон нахмурил брови, и закрылся. С вопросами больше не лез, на мои отвечал сухо и скупо, а потом и во все замолчал.
В машине мы совсем не разговариваем. Меня тянет в сон. На улице сгущаются сумерки, с неба летит мелкий колючий снег, похожий на крупинки манки, он ударяется в лобовое стекло с характерным щурящим звуком. Убаюкивает. Веки держать открытыми становится все тяжелее, поэтому я очень, когда вижу, что мы подъезжаем к моему дому. Ему совсем чуть-чуть осталось быть таковым. Но сегодня я не собираюсь никуда уходить. Посплю в тишине и уюте еще ночь, а затем соберу свои немногочисленные вещи…и…не знаю. Что-нибудь придумаю. Решу. Не в первый раз.
Мирон тормозит около моего подъезда. Характерные щелчки говорят мне о том, что он отстегнул ремни безопасности и снял двери с блокировки.
Аккуратно повернув корпус в сторону парня, смотрю на его хмурый дьявольский профиль с тоской. Сейчас после того, как он провозился со мной весь день, Мирон не кажется мне конченным мудаком, каким он привык себя выставлять. Он умеет делать вполне обычные человеческие вещи. Например, проявлять заботу. И как бы он этого ни отрицал, не старался скрыть за маской безразличия, сегодня я видела в его глазах испуг. И нежность.
— Спасибо еще раз. Я тебе очень благодарна, — произношу, разлепляя пересохшие губы.
— Хватит уже, не Ангел, — мягко говорит Мирон, бросая на меня беглый, но цепкий взгляд. — Помочь выйти? Я могу проводить до двери.
Он тоже устал. Не хочу больше злоупотреблять его нормальным адекватными состоянием. Вдруг превышу лимит и опять вернется Мирон-демон. Их с братом природа специально создала такими разными, чтобы поддерживать баланс добра и зла?
Улыбаюсь своим мыслям и ловлю вопросительный взгляд Гейдена. Он приподнимает брови, касаясь двумя пальцами своих губ.
— Нет. Спасибо.
Мирон закатывает глаза, цокая языком. Открывает дверь и выпрыгивает наружу. Обегает машину спереди, поднимая плечи к ушам, ветер на улице только усилился, слышу его завывание и как остервенело бьется мокрый колючий снег в стекло.