Книги

Лучшие страхи года

22
18
20
22
24
26
28
30

Тогда она вымыла руки и лицо над раковиной, не отрывая взгляда от зеркала, где отражалось ее бледное безумное подобие. Махнув рукой на макияж, Дэнни покинула квартиру и побрела к тесному, грязному лифту. Он швырнул ее в обшарпанное фойе, стены которого были расчерчены потускневшими почтовыми ящиками — скверные, неопрятные светильники, ковер в пятнах, кисло-сладкий запах пота и затхлости. Спотыкаясь, она преодолела вертушку и выбралась в большой, яркий мир.

И тут на нее обрушилась фуга.

Дэнни шла непонятно откуда непонятно куда. Яркий свет заставил ее зажмуриться, и внутри у нее все перевернулось. Тут же веки раскрылись, и она зашаталась, совершенно потерянная. Вокруг нее двигались призрачные люди, толкали ее твердыми локтями и покачивающимися бедрами. Сердитый человек, одетый в коричневый твид, отчитывал свою дочь, а девочка возражала ему. Они гудели, как мухи. Ничтожные лица расплывались фосфоресцирующими пятнами. Дэнни сглотнула, раздавленная мощной силой — чем-то сродни клаустрофобии, и сосредоточилась на своих наручных часах: дешевая механическая модель со светящимися в темноте стрелками. Цифры не значили ничего, но она следила, как стрелка описывает идеальный круг, в то время как вокруг вращается мир. Она оказалась в проходе, своего рода улице из ларьков — крытых и нет. Рыночные прилавки окаймляли мостовую, полки и деревянные балки были оплетены лентами и бусинами, пеньковой веревкой, шнурами и вымпелами. Свет падал сквозь трещины в высокой кровле павильона. Вокруг пропахло сырым лососем, соленой водой, опилками и густым ароматом надушенной плоти.

— Дэнни. — Среди визга и воя вдруг раздался внятный человеческий голос.

Дэнни подняла голову и попыталась сосредоточиться.

— Нам не хватает тебя, — сказал Верджил. Он стоял в нескольких футах от нее, сияя, как гладкая слоновая кость.

— Что? — переспросила Дэнни, думая, что в этой людской массе только его лицо не меняло очертаний подобно цветному рисунку в калейдоскопе. — Что ты сказал?

— Пошли домой.

Совершенно очевидно, что этот человек не был Верджилом, хотя при здешнем освещении глаза казались очень похожими, а еще он знакомым образом растягивал слова. Верджил вырос в Южной Каролине, но всю свою взрослую жизнь пытался избавиться от этого акцента, и в конце концов тот проявлялся уже только в минуты гнева или усталости. Незнакомец посмотрел на нее, моргая, и продолжил свой путь по дощатому настилу. Его спина под рубашкой из египетского хлопка была почти такой же мускулистой, как у Верджила. Но нет.

Дэнни отвернулась и вступила в яркую, толкающуюся толпу. Кто-то взял ее за локоть.

Она вскрикнула, вырвалась и чуть не упала.

— Ты в порядке, дорогуша?

Губы, пышные волосы, глаза, как у стрекозы, — эти разрозненные детали сложились, образовав лицо Меррилл. Та носила темные очки в белой оправе, прекрасно сочетавшиеся с ее платьем цвета ванили — с широкими плечами и медными пуговицами — и перчатками в тон. Изящный нос обгорел и шелушился.

— Дэнни, ты в порядке?

— Да… — Дэнни вытерла рот.

— Выглядишь — краше в гроб кладут. Пойдем.

Меррилл повела ее прочь от этого столпотворения на небольшую открытую площадку и усадила в деревянное кресло под тенью зонтика. На площадке размещалось полдюжины торговцев, рядом, за столиками, сидели вопящие дети, перегревшиеся родители с пылающими щеками и отдыхавшие после пробежки пожилые горожане в спортивных костюмах пастельных тонов.

Меррилл купила мягкое мороженое на крошечных пластиковых тарелочках, и, устроившись в тени, дамы не торопясь ели его, пока солнце опускалось за крыши домов. Торговцы начали снимать товары с прилавков и упаковывать их до завтра.

— Ладно, ладно. Мне уже лучше.

Руки Дэнни перестали дрожать.