Вокруг нее идеальным квадратом со сторонами длиннее, чем ее рост, были разложены стопки бумаги. Некоторые листы были чистыми, некоторые — вырванными из книг, то ли из тех, что оказались под рукой, то ли из отобранных специально. Наверняка отобранных. Я никогда этого не узнаю. А если и успел что-то заметить, то не смогу вспомнить.

Единственным, чего я никогда уже не забуду, была сама Эсси: она лежала совершенно голая на февральском леденящем холоде, со склоненной к правому плечу головой, и ее кровь разливалась по белой бумаге, словно огромные и красные распахнутые крылья. Ее руки и ноги напоминали географические карты, на которых кровавые реки из мелких и крупных порезов стекались к огромному пульсирующему гейзеру на правом бедре, где она надавила сильнее, чем надо (или именно так, как надо), и вскрыла бедренную артерию.

Я долго не мог сдвинуться с места, наверное теряя те драгоценные секунды, когда ее еще можно было спасти. Но я лишь стоял и смотрел. Мне казалось, что она уже мертва, и это было полной глупостью: я же видел, как льется кровь. Красный океан крови выплескивался из раны, которую Эсси сама себе нанесла, и растекался по созданному ею бумажному материку. Но она не двигалась и, кажется, не дышала. Ее тело было совершенно белым — белее, чем бумага. И выглядела она… не счастливой и даже не спокойной, а просто… безмятежной. Я никогда раньше не видел Эсси безмятежной.

А потом она очнулась — в последний раз. И закричала. Она даже успела что-то выкрикнуть, когда я метнулся к ней.

— Останови!..

Пыталась ли она сказать мне, чтобы я остановил кровь? Или чтоб остановился и не подходил ближе? Мне было все равно. Поскальзываясь на липкой крови, я бросился на колени и сжал ладонями края разреза, но никак не мог их соединить — ее кожа была тонкой, словно весенний лед. Я даже тепла не чувствовал, только липкую влагу. Мне удалось нащупать разорванную артерию, или, по крайней мере, так мне показалось, но зажать ее я не мог. Я сорвал куртку и попытался просунуть ее под ногу Эсси, чтобы сделать жгут, но она закричала громче. Я тоже кричал, а потом — кто знает, возможно, это было рефлекторное движение — она вскинула руку и ухватила меня за запястье.

— Лоуренс, — прорыдала она. — Мне больно.

И я понял. Я и сейчас считаю, что понял ее правильно. Ее уже было не спасти. И если я хотел хоть что-нибудь для нее сделать, нельзя было терять времени. Я схватил первое, что подвернулось под руку, и эта книга как будто лежала там специально для меня. «Мировая энциклопедия» 1978 года издания. Тяжелая и задубевшая на холоде, как камень.

Подняв ее, я снова посмотрел Эсси в глаза. И увидел в них вызов. Буйное, не знающее границ воображение. Невообразимую боль и, как ни странно, испуг. Потому что она думала, что я не смогу? Или вдруг поняла, что смогу?

Я не спрашивал. Я опустил книгу и раскроил ей череп одним ударом.

Не знаю, долго ли я просидел рядом с ней. Помню, как я заметил, что кровь уже не течет. Помню, как почувствовал, что замерз.

Не знаю, как мне удалось спуститься вниз. Но ребята, которые мне помогли, все еще были там. Представляю себе, как я выглядел. Весь в синяках после недавней драки, штаны и рубашка пропитаны кровью Эсси, а на пальцах ее мозги. Наверное, я как-то сумел объяснить им, что нужно подняться наверх, потому что они поднялись. А когда спустились, кто-то помог мне встать с пола и сказал: «Парень, тебе в больницу надо».

И они меня отвезли. На следующее утро в палату пришли полицейские, чтобы снять показания. И я не сразу понял, что они расспрашивают только о нападении. А об Эсси ничего не знают. Я сказал им, чтобы они вернулись в хранилище и осмотрели второй этаж под изображением феникса.

Они нашли там кровь, целые лужи крови. Но Эсси не было. «Тебе повезло, что ты выжил», — сказали они, когда разговаривали со мной в последний раз. Я дал им — свой адрес и пообещал сообщать о том, где буду жить в будущем, хотя они меня об этом не просили. А потом они ушли.

Как Саре удалось найти меня в больнице? Как она узнала о случившемся? Понятия не имею. Она такая же неугомонная, какой была ее сестра. Но не такая талантливая и забавная. Через час после того, как сказали, что меня выписывают, она позвонила мне в палату из Коннектикута.

— Где Эсси? — спросила она, как только услышала в трубке мой голос.

Я бросил трубку, отключил телефон и стал дожидаться, когда меня выпустят. Вернувшись на наш чердак, я обнаружил на автоответчике семнадцать сообщений от Сары. В последнем она заявила: «Я еду к вам».

Я собрал вещи. Одежду, туалетные принадлежности, бутылку водки. Никаких блокнотов, и уж конечно никаких книг. Пустой футляр от бритвы Эсси, но ни одно из ее творений. Я переехал в Бэттл Крик. Устроившись на новом месте, я сообщил свой адрес Детройтской полиции. И сделал то же самое после следующего переезда. Если копам удастся что-нибудь выяснить или захочется что-нибудь сделать со мной, пусть знают, где меня искать.

Но не Сара. Я не мог взглянуть Саре в лицо.

Я посмотрел на Уилла, который глядел на меня своими детскими заплаканными глазами. Детскими, потому что он все еще верил, что у его истории может быть продолжение. А впрочем, возможно, он и был прав.