День выдался спокойный: ветер стих, прилив отступил. Раздавались только звуки моих шагов да редкие крики чаек, летавших далеко над морем. Если бы не это, то никогда бы мне не услышать голос, говоривший скрипучим шепотом:

– Скоро, мой милый. Совсем скоро мы будем вместе. О, сколько же времени прошло…

Я огляделся по сторонам, но никого не увидел. Потом понял, что голос раздавался откуда-то снизу, исходил от гальки и груды вездесущего мусора. Я поворошил сор и обнаружил пластмассовый квадратный предмет. Когда я поднес его к глазам, чтобы рассмотреть, он вдруг меня обругал:

– Поганец! Раздолбай!

Голосок был настолько тихим и искаженным, что я даже засомневался, что его узнал.

– Катриона? – спросил я.

– Сколько же, как долго? О, море, милое, благословенное море! Дивная морская стихия…

Я задал вопрос снова, но не дождался ответа. Возможно, испортившийся чип, который уже не воспроизводил голограмму, также утратил функцию звукового входного сигнала. Или же просто перестал утруждаться разговорами с прохожими.

Теперь я заметил, что кое-где на берег выбрасывало рейки. Мемориальные скамьи, к которым на протяжении многих лет медленно подбирался край разрушающегося утеса, наконец уступили волнам. Все же, возможно, они не уступили, а скорее, достигли цели – или сделают это достаточно скоро, когда следующий прилив унесет обломки прочь. Я вспомнил, как прошлой ночью, словно приветствуя шторм, вспыхнули все голограммы, Катриону, которая рассказывала мне об утонувшем муже. Должно быть, все прошедшие с ее смерти годы она жаждала воссоединиться с ним в водных глубинах.

Я зашагал к колыхавшимся вдалеке волнам. Когда я приблизился к морю, под ногами у меня захлюпала вода, я шел между клочьями водорослей. По пути я разломал пластиковый чип на части, экзокожа запросто справилась с задачей. Добравшись до пенистой кромки воды, я швырнул обломки в море.

– Прощай, – проговорил я. – Покойся с миром.

Возвращаясь на верхний пляж, я сотрясался от дрожи. И ощущал иррациональную потребность вскарабкаться по скалам наверх, на дорожку у обрыва, подальше от голодного моря.

Я предвидел свое будущее. Во мне будет все больше экзокожи и других аугментов и все меньше моей собственной плоти. И когда-нибудь останутся одни только аугменты – электронный призрак человека, которым я когда-то был.

Доставая одежду из укромного места, где ее припрятал, я испытывал огромное облегчение оттого, что сейчас оденусь и вернусь к людям. Правой ступни у меня не было, и надеть ботинок оказалось непросто. Для того чтобы заполнить башмак, пришлось сформировать из экзокожи полую раковину.

Завтра я вернусь на космодром. Когда мы оторвемся от земли, попрошу медицинской помощи, тогда меня уже не смогут вычеркнуть из списков колонистов. Я улыбнулся, представив себе, какие опрометчивые проступки могут обнаружиться у моих товарищей, когда уже будет слишком поздно их наказывать. Что мы все оставим после себя? Какие пороки возьмем с собой? И что же останется от нас самих?

Теперь конец моего повествования близок, и осталось сказать совсем немного. Как когда-то давным-давно и далеко отсюда я помог исчезнуть одной тени, я надеюсь, что и ты однажды сделаешь для меня то же самое.