– Мне нравится, когда ты так улыбаешься, бабуля, – говорит Мэтти.
Я даже не знала, что улыбаюсь. Возможно, потому, что моя улыбка перестала быть маской, которую я натягивала на лицо, стараясь скрыть свои страхи. Теперь это естественная реакция на счастье. Больше никакого притворства. Никакой лжи.
Конечно, я никогда не забуду семью Мохейм. И знаю, Фредди тоже не забудет. Я часто гадаю, что подумает о нас внучка, когда узнает правду. Будет ли ей стыдно, или – того хуже – она не захочет иметь с нами ничего общего? Или простит наши преступления, точно так же, как я научилась прощать маму за мое странное детство и отца за то, что ушел.
Что касается моих собственных сожалений, то по этому вопросу присяжные еще не определились.
Поступила бы я так снова? Попыталась бы спасти своего мальчика от последствий его поступков?
Да. Нет. Может быть.
Всегда считала, что задача матери – защищать своего ребенка.
Но вот истинная правда. По крайней мере, то, как я ее вижу. Когда дело доходит до материнской любви – этой безграничной, почти не поддающейся определению, первобытной, объединяющей пуповиной связи, которую невозможно разорвать, – никаких правил нет.
Но кое-чему я научилась. В конце концов мы все несем ответственность за свои поступки. Ребенок должен совершать собственные ошибки и учиться на них, чтобы стать ответственным взрослым. Вот почему мы не можем вечно защищать наших детей. Задача родителей – отпустить их, оставаясь при этом надежной опорой, если мы им понадобимся.
Легче сказать, чем сделать.
– Могу я украсть твою бабушку? – спрашивает Стив.
В каждой руке у него по доске для серфинга.
Мэтти хмурится:
– Воровать – плохо.
– Я не то имел в виду, – быстро поправляет себя Стив. – Просто хочу ее позаимствовать.
– Только если вернешь, – торжественно произносит внучка.
– Конечно, так и сделаю. Мы хотим кое-что тебе показать. Правда, Сара?
– Да. – Я наклоняюсь поцеловать Мэтти. – Мы тренировались. Ну, то есть я тренировалась.
Бегу вниз к воде. Говорю себе: «У тебя получится».
Волны идеальные. Не пугающе высокие. Но достаточно большие, чтобы их можно было поймать.