– Я тебя не про историю твоей жизни спросила. Просто пыталась пошутить о том, что ты не знаешь «Перламутровый джем».

– В самом деле? – нахмурившись, спросил он.

Неужели он правда это всерьез? Однако мой инстинкт подсказывал, что этот высокий, неуклюжий мужчина с медлительной и осторожной манерой разговаривать был абсолютно честен. Том оказался откровенным собеседником. Он принимал все, что я говорила, за чистую монету. Это удивительно освежало.

А еще он был забавным, словно не возражал против шуток над самим собой.

– Взгляни на это, – сказал он, указывая на левый глаз, который был слегка опущен. Мы сидели друг напротив друга в креслах-мешках и ели ризотто, которое я на этой неделе разогревала уже дважды. Тем не менее Том выглядел благодарным и ел так быстро, что вилка не задерживалась у него во рту дольше секунды. Мне было неловко из-за того, что я не могла предложить ему добавку.

– Когда я был ребенком, это называли ленивым глазом, – продолжил он слегка застенчиво. – Но я никогда не ленился. Наоборот, был до крайности добросовестным в учебе. Всегда.

Меня не очень-то беспокоил его глаз, хотя было очевидно, что Том хотел выставить напоказ свой недостаток. Я этим восхищалась.

– Медицинское название – амблиопия, – добавил он, – и ею страдают от двух до трех процентов детей. Можно вылечить, если выявить достаточно рано. Но сестра-хозяйка от этого отмахнулась.

– Сестра-хозяйка. Ты лежал в больнице?

– Нет. Она отвечала за то, что мы в школе называли пастырским попечением.

Затем он хмыкнул, будто о попечении там и речи не шло.

Обо мне пеклась моя мама. «Улыбнись, Сара, – всегда говорила она, фотографируя. – Покажи мне свою прекрасную улыбку». Тогда наша жизнь казалась идиллической. Но я другой и не знала. По крайней мере, Том не слишком расспрашивал о моем прошлом. Зато принимал на веру всю ту чушь про большую счастливую семью. Узнай он правду, второго свидания не было бы.

– Что подтолкнуло тебя заняться рисунком с натуры? – спросил он.

Я пожала плечами:

– Меня попросили позировать, когда я училась в школе искусств, и мне стало интересно.

– Тебе не было неловко снимать свою… – Он замолчал, словно ему было слишком стыдно закончить фразу.

– Мою одежду? Нет. Почему мне должно быть неловко? У тела прекрасная конструкция. Оно создано для того, чтобы его выставляли напоказ.

– Но почему люди становятся моделями? – Он нахмурился, точно маленький ребенок, которому нужно что-то объяснить. – То есть за это ведь не могут много платить.

– Возможно, тебе так кажется, но Мод говорит, что помогает любая мелочь. А еще ей нравится компания.

После этого он немного помолчал, словно обдумывая услышанное.