А, может быть, это не Джоан, может быть, это я? Что испытала моя дочь, когда увидела отца с поднесенным к виску револьвером? Что она подумала?
Я закрыл книгу, выключил ночник. Некоторое время я просто таращился в темноту, думая об Аделаиде, Джоан, Холмсе, Садовнике и символистах. Наконец, усталость взяла свое, и я уснул.
12
Она никак не могла понять, почему мать считает ее хорошей девочкой. Да, она получает отличные отметки в школе, имеет прекрасные перспективы для поступления в колледж, не дерзит учителям и не дерется с соученицами. Но разве этого достаточно, чтобы считаться хорошей девочкой? Отметки, перспективы и прилежное поведение – это такая же ширма, как ее затрапезная юбка и блузка, которые ей приходится носить, потому что мать не может заработать на нормальную одежду, над которой не смеялись бы в школе. Эта ширма скрывает простой факт, который известен только ей самой: Розамунд Нэш-Мерфи не является хорошей девочкой.
И, что самое худшее, осознание собственной порочности не легло тяжким грузом на душу Розамунд, напротив, она втайне гордилась тем, что она не такая, как ее мать. В отличие от матери, она не пугается и не начинает неистово молиться, когда ветка дерева поскребется в окно. Она не проводит вечера на коленях перед лампадой, взывая Господа простить и помиловать, не ходит в церковь. Она не боится наказания Господня, как ее мать. Как Бог может покарать ее? Убить? Но Розамунд не боится смерти.
Напротив, смерть с детства привлекала девочку. Однажды она видела, как на улице умирала лошадь, которую каменщик запряг в слишком тяжелую повозку. Ей не было жаль лошадку, Розамунд жадно наблюдала, как конвульсии сотрясают тело животного, как изо рта вылезает розовая пена, как закатываются глаза. Внизу живота стало тепло, девочка едва не вскрикнула от невероятного, неведомого ей доселе наслаждения.
Еще одним наслаждением для Розамунд стало чтение. Одну за другой она проглатывала книги поэтов-декадентов, многие стихи заучивала наизусть. Особенно ей полюбились вирши Гюстава Моро. В одной из книжек Моро она нашла его портрет – бледный, очень худой юноша в цилиндре. Черные волосы, пронзительные глаза – Гюстав был похож на ворона, того самого, из стихотворения Эдгарда Алана По. Подобно зловещему возгласу Nevermore! из горла мрачной птицы, стихи Моро оплетали паутиной безысходности, тоски, очаровывали, звали в могилу.
Розамунд знала, что мать сочтет ее ведьмой или сумасшедшей, если узнает о ее порочной сущности. И все остальные не поймут ее.
Когда Розамунд исполнилось семнадцать, она, наконец, нашла того, кто ее понял. Знаменательная встреча произошла в саду рядом со школой. Девушка читала книгу, когда к ней вдруг подсел мужчина. Это было совершенно бестактно и возмутительно, но Розамунд промолчала. Искоса посмотрев на незнакомца, она отметила, что тот молод и хорош собой.
– Читаете Гюстава Моро, мисс? – поинтересовался неизвестный.
– Да, сэр, – ответила она, слегка розовея.
– Один из моих любимых поэтов.
– Правда? – недоверчиво спросила Розамунд.
– Да. Вот, послушайте.
Он прочел девушке одно из ее любимых стихотворений Моро.
– Вы замечательно читаете, – сказала она.
– О, спасибо, юная леди, но, право, вы слишком добры ко мне.
– Нисколько, – улыбнулась Розамунд. – Мне правда очень понравилось.
– Благодарю, – он приложил руку к сердцу.
Они сидели под раскидистым вязом и говорили о поэзии. Молодой человек прекрасно разбирался в символизме и декадансе, и не питал иллюзий относительно человеческой природы. Розамунд слушала его и поражалась, насколько ее собственные мысли были созвучны мыслям нового знакомого.