Поправив на голове высокий испанский шлем – морион, Арцыбашев тронул поводья смирного своего конька да в окружении свиты неспешно поехал к восточным воротам – уговаривать осажденных сдаться. Так было положено по правилам игры. Помаячить на безопасном расстоянии, чтоб все (и свои, и чужие) видели – король не спит, король всегда на своем посту, об осаде денно и нощно думает.
Сказать по правде, Арцыбашев сейчас сам себе нравился. Видели бы девчонки! Один конь да иззолоченная – подарок царя Ивана – упряжь чего стоят. А еще черненый, с серебром панцирь толедской работы, тот же украшенный затейливой чеканкою морион, зеленый шелковый плащ с золотым шитьем! Перчатки, алая перевязь через плечо, на поясе – кинжал и шпага, на ногах – мягкие сапоги со шпорами. Ну, истинный король, как из карточной колоды – кто б сомневался!
Еще и свита. Немцы – авантюристы-опричники Таубе и Крузе, да верный слуга Петер в небесно-голубой, щедро расшитой серебряной нитью накидке и шапочке с зеленовато-синим фазаньим пером. Рядом с ним, в сверкающих латах и с алебардою, новоявленный оруженосец – белобрысый здоровяк, разорившийся нидерландский дворянин Альфонс ван дер Гроот. Тут же и фехтовальщик Анри де Труайя в начищенной серебристой кирасе, в круглой, чуть вытянутой кверху, каске с гребнем, называемой кабассет, с небольшим – всего-то метр двадцать длиной – ружьем-аркебузой в руках. Легонькое такое ружьишко, весу в нем всего-то килограмма четыре, это вам не мушкет – с полпуда! Поди потаскай. Зато пуля у мушкета – полета граммов, да и ствол – почти полтора метра, одним выстрелом борт корабельный проломит, прошибет напрочь! Аркебуза, конечно, не то… зато легкая. А у француза – еще и с колесцовым замком. Вместо фитиля тлеющего колесико с пружинкой искру гранями острыми из время вышибает – отсюда и выстрел. Хитрое немецких мастеров изобретение, весьма дорогое. Фитильный-то замок куда дешевле, да и в случае чего куда легче чинить. Колесико-то почини, попробуй – тут часовых дел мастер нужен, не простой кузнец! К тому же и ствол в аркебузе месье Труайя не простой, а особый – изнутри с нарезами. Оттого и заряжается ружьецо долго, супротив обычного вдвое-втрое, зато при выстреле пуля закручивается, летит ровно – метко бить можно, в одиночную цель попадать, чего из мушкета решительно невозможно никак. Только залпом! Зато пара залпов, бывало, целое сражение решали.
Между тем на стене близ восточных ворот уже стопились ревельцы. Не только ратники, но и, судя по разноцветным беретам и шляпам, простые бюргеры, даже женщины были, мальчишки. Любопытствовали – а что это за принц такой, ливонский? Говорят, датского короля Фредерика братец младший, от московского царя Иоанна титул королевский получивший. А имеет ли право московит титулы королевские раздавать? Тоже еще – «король»! Сидел бы на своем Эзеле-острове, коров за хвосты дергал. Ну, скучновато, да. Зато безопасно – и для короны, и для собственной дурной башки. Так нет же, взалкал, выдумал! С кровавым московитом связался. Что тут воины Иоанна творили – жутко даже и вспомнить. Да и сейчас творят. Татары, да. Так что же ревельцам, под жестокую руку Иоанна идти? Чтоб он их потом – плетьми? А это вот Магнус, принц датский… какой-то он король-то – сомнительный. Нет, можно, конечно, и к нему… но лучше – к шведам. Те уж понятны, тем более единоверцы, лютеране…
Выехав на невысокий холм, «Магнус» придержал коня, остановился. Оглянулся. Поднял руку… Браво ухнули барабаны. Запели, сверкая серебром, трубы.
Опустил король руку. В момент стихло все…
– Доблестные жители Ревеля! – откашлявшись, выкрикнул Леонид. – От своего имени и от имени царя Ивана Василевича предлагаю вам сдаться! Условия…
Не дослушали ревельцы. Да, верно, и не слышно было – ветер все слова относил. Закричали, заулюлюкали, кто-то на стене задницу голую показал. Месье Труайя, шепотом разрешение королевское испросив, вмиг аркебузу свою винтовальную вскинул, выстрелил… Не попал, конечно же – расстояние-то. Тут и все прочие палить начали с таким же результатами. Зато громко, весело, с неподдельным энтузиазмом и самой искренней руганью – война так война!
Откуда вдруг взялись пленные, Леонид интересовался не шибко. То ли осажденные все же выслали отряд, пытаясь прорваться за ворота по каким-то своим надобностям, то ли просто взяли рыбаков, не туда заплывших, то ли еще что – может быть, даже и лазутчиков захватили. Побили, конечно, малость, пограбили, как водится, обобрали до нитки, а уж потом представили пред светлые королевские очи.
– Признают, ваше величество, что пробрались в наши пределы с враждебными целями, – кивнув на троих мужчин, бодро отрапортовал Альфонс. – Велите их повесить… или головы рубить?
Королевский бивуак был разбит километрах в трех от Ревеля, в какой-то недавно захваченной мызе с просторным двором, деревянным, на каменной обширной подклети домом и многочисленными сарайчиками да амбарами. При одной только вести о приближении московитско-ливонского войска хозяева мызы бежали, прихватив с собой все более-менее ценное. Остальное прибрали к рукам слуги да местные крестьяне эсты, вскоре явившиеся к Арцыбашеву засвидетельствовать свое почтение и уважение. Брать с них было даже наемникам нечего – эстонские земледельцы и так пребывали в крайней бедности и нужде, так что опасаться им было нечего. Как в древнем советском фильме: «Красные придут – грабят, белые придут – грабят»… Единственное, крестьяне попросили не жечь поля. Что им и было обещано поистине с королевской щедростью, так что слава о «добром короле Магнусе» уже пошла гулять по всем окрестностям, что немало способствовало пополнению ливонского войска охочими людьми.
– Так, ваше величество… все же головы отрубить? Или повесить?
– Не знаю, – вздохнув, Леонид устало махнул рукой. – Как у вас принято?
Здоровяк улыбнулся:
– Тогда уж лучше повесить. Проще. Головы рубить – тут палач бы опытнее нужен, а у нас такого нет.
– Повесить? Головы рубить?! – в неожиданной ярости вскинулся «Магнус». – А может, еще проще будет их отпустить на все четыре стороны?
– Можно и отпустить, ваше величество, – здоровяк равнодушно кивнул. – Под честное слово. Чтоб не воевали с нами никогда.
– Слыхали? – Арцыбашев сурово посмотрел на пленных. – Даете слово?
– Даем, господин король! Богом-Христом клянемся!
Двое пленников поспешно бросились на колени.