Верзила выскочил из-за машины с перекошенной от злобы рожей, и тут же рухнул. Рик сразил его меткой пулей.

Рик вернулся, и вместе с Эвелин подняли Бэна и поднесли к голубой ауди.

— Говори со мной, Бэн! Ты помнишь ту весну, когда мы вместе отправились колесить по стране.

— Я помню, Лин. Это было самое счастливое время, для нас всех. Для меня, Малкольма и тебя, — во время разговора, они затаскивали Бэна в машину. Посадили на заднее сидение, Лин залезла внутрь, села, подтянула его. Рик согнул ему ноги и закрыл дверь. А Лин положила его голову и плечи, себе на правую руку, другой рукой зажимала кровоточащую рану. Они поехали.

— Да, это было счастливейшее время… Бэн, ты помнишь его?

— Что за глупые вопросы. Помню звуки его голоса, каждую чёрточку лица, совсем как у тебя.

— Расскажи мне о нём, то чего я не знаю.

— Всё ты знаешь, он любил тебя, как родную дочь. Даже не как, а сильнее. И по пьяни мечтал, что бы ты была его дочерью.

— Я тоже об этом мечтала.

— Вообще-то, все мы тебя любили, точнее любим. Прости Эвелин. Мы все о тебе забыли. Прости, меня за всё.

— Это ты меня прости, я во всём виновата. Не надо было тебе идти за мной. Это всё из-за меня.

— Нет-нет. Не говори глупости. Я должен тебя оберегать, нашу малышку Эвелин. Скажи, что меня прощаешь, — он стал затихать.

— Говори со мной, Бэн! Не засыпай!

— Как тут не заснуть, в таких объятьях, — он взбодрился, увидев отсутствие пальца у неё на руке.

— Эвелин, — громко сказал он, — Бедняжка, где твой палец?

— Случайно, потеряла.

— А… Больше так не теряй, — он стал засыпать, Лин осторожно его тряхнула, он слабо очнулся.

— Береги себя, Эвелин. Прости меня, старого дурака. И передай Ирву, что… Он сам знает, что…

— И ты меня прости, Бэн.

— Мне надо поспать, свет гаснет…