Около полудня меня разбудил громкий стук в дверь. Я сел, спустил ноги с кровати и потер кулаками глаза. Знать бы еще, откуда во рту такой поганый запах. Стук повторился с еще большей настойчивость, и я накинул халат и открыл дверь. Мердок ввалился в комнату, как настоящий коп.

— Ты хоть знаешь, который час? — Не люблю вставать. Я открыл холодильник — газированная вода, какие-то приправы и светляки в банках. Придется все-таки сходить в магазин. Каждый вечер перед тем, как лечь спать, я засыпаю кофе в кофеварку, чтобы утром сэкономить хотя бы полторы минуты. Остается только нажать кнопку. Мердоку эта процедура хорошо знакома, поэтому он не произносит ни слова, пока я не приму душ. После шести банок «Гиннеса» ощущение во рту такое, словно там залежался дверной коврик. Справиться с ним может только сверхдоза «Креста», а побороть «Крест» способен лишь черный кофе. Из ванной я вышел не раньше, чем выключилась кофеварка. Мердок в кабинете листал справочник по травам. Я натянул джинсы и вчерашнюю футболку и присоединился к нему. Скрип компьютерного кресла резанул по мозгам.

Я сделал глоток, перехватил взгляд Мердока и кисло улыбнулся.

Он улыбнулся в ответ и покачал головой.

— Как ты можешь просыпать целых полдня?

— Точно так же, как большинство людей просыпают целую ночь. — Мои предки наверняка не были крестьянами, а сам я никогда не находил какой-то особой прелести в рассвете и, если встречал его, то лишь потому, что еще не ложился. Мердок же скорее всего поднялся рано и уже провел на ногах столько часов, что об этом не хотелось даже думать.

Он бросил на стол папку, из которой выскользнули уголок листа и компакт-диск.

— Наша последняя жертва. Результаты серологической экспертизы еще не получены, но они, по всей видимости, подтвердят присутствие в крови алкоголя и наркотиков. Я позволил себе сбросить на диск несколько фотографий жертвы.

Не говоря ни слова, я открыл папку. Нет ничего лучше, как начать день со снимков покойника. Мердок откинулся на спинку стула. В свежей белой рубашке, классическом красном галстуке и светло-коричневых габардиновых брюках с острыми стрелками он выглядел так, словно только что оделся.

— Личность убитого установлена. Проститут по имени Гамелин Дананн Сидхе. Прибыл недавно, пару месяцев назад. Задерживался несколько раз.

С экрана на меня смотрело безучастное лицо Гамелина — застывшие глаза, тонкие черты, волосы настолько светлые, что бровей почти не видно. Для Дананна он выглядел молодым, лет на сто, если не меньше. Наверно, убежал из дому. А может, один из тех романтических идиотов, которых влечет мир людей.

— Что думаешь?

Вопрос не риторический и не общего плана. Мердока, по его собственному признанию, тоже влечет мир иных, иначе он не задержался бы так надолго в Вейрде. Чем больше познаешь, тем больше остается непознанного. Когда-то давно, когда я задумывался о таких вещах, человеческое любопытство злило меня и раздражало. Я полагал, что быть друидом примерно то же самое, что быть кем-то еще, что все различие только в наборе умений. Не каждый друид достигает вершины в своем ремесле, как и не каждый человек, эльф или фейри. Но такие мысли посещали меня до того, как я утратил практически всю силу, до того, как понял, что значит лишиться способности делать привычное, до того, как осознал, что привнести настоящую интуицию в понимание действия чужой магии может лишь тот, кто умеет заставить работать собственные заклинания. Теперь у меня есть только интуиция и довольно ограниченные возможности. Не стану притворяться, будто воспринимаю такую ситуацию спокойно. С другой стороны, хотя бы что-то осталось. У людей например нет ни одного, ни другого, сколько бы книг они ни прочли. Для них это тайна в полном ее значении, в древнем теологическом смысле. И, как всегда при встрече с загадкой, они надеются, что найти ответ легко, если только владеешь секретом. Вот почему Мердок, уподобившись в простодушии и искренности ребенку, каждый раз задает один и тот же вопрос: что я думаю. Как будто доступ ко всем тайнам мира мне открыт уже самим фактом рождения.

— Ничего.

— Перестань, Коннор. — Он заложил руки за голову и потянулся. — Я же не спрашиваю у тебя имя. Хотя бы объясни, во что это все складывается. Если отталкиваться от психологии, я бы сказал, что мы имеем дело с психически больным, вымещающим злобу на жертвах, которые так или иначе ассоциируются с некоей психологической травмой. Травма эта скорее всего была получена в юном возрасте. Совершая убийство, он как бы возвращает себе контроль над ситуацией. Очевидно, мужчина, что подтверждается и агрессивным актом вырывания сердец. Если принять во внимание, что все три жертвы мужчины определенного рода занятий и что все они обслуживают клиентов-мужчин, я бы предположил, что убийца пострадал от мужчины, возможно родственника.

Я невольно усмехнулся.

— Тогда почему ты сам этому не веришь?

Мердок рассмеялся.

— Я не говорю, что не верю. Но выбор в качестве жертвы именно проститутов-фейри, использование вардов и ритуальное положение камня в грудную полость наводят на мысль, что есть тут нечто такое, насчет чего ты мог бы меня просветить.

Теперь уже он ухмыльнулся, а я рассмеялся.