Пролог

— Смерти нет. Жизни нет. Есть только момент.

Я пробормотал девиз, выручающий, когда страх захватывал дух. Загаженный городом воздух наполнял легкие. Нужно успокоиться. Принять страх, прочувствовать его. Победить его.

— Долго тянуть еще будешь? — завопил Рыжий. — Мы готовы. Давай, не бойся, малыш!

Слова доносились рывками, теряли в порывах ветра. Рыжий помахал мне и вновь присел у штатива, на котором была закреплена камера. Я улыбнулся. Нервничает друг, переживает.

До Рыжего было метров шесть. Совсем немного, если не считать, что преодолеть их было нужно над пропастью. Два недавно построенных в городе небоскреба идеально подходили для нового рекорда в паркуре, и я не мог упустить шанс.

Первое здание, на котором я сейчас ежился от холодного ветра, было выше второго на пять этажей. Второе высилось над землей на тридцать пять этажей. Говорят, скоро построят еще три многоэтажки, друг за другом. Будет пирамида, уродующая горизонт.

Я остановился перед краем крыши. Недостроенный дом, еще не заселенный. Никаких жителей, способных принять нас за самоубийц. Охранник знакомый, отлучился в туалет и сделал вид, что нас не видит. Хороший парень, только жадный. Пришлось неплохо накинуть ему на карман, чтобы молчал. Опять не те мысли.

Это все страх. Он есть в каждом из нас. Когда ты по-настоящему боишься, то становишься настоящим. Слабым, пугливым. Главное, не стать трусливым, доказать, что ты сделан не из мягкого теста. Когда стоишь перед пропастью и готовишься к прыжку, мысли путаются, мельтешат, бунтуют.

Я оторвал кроссовок от ставшей уютной крыши. Вытянул ногу вперед, покачал носком над таким далеким асфальтом. Страх вызывает всплеск гормонов, которые сквозь все заслоны проникают в мозг, заставляют его работать с удвоенной, утроенной скоростью.

Свист. Я обернулся — Юра, расположившийся на крышной котельной, похлопал по установленному на треногу фотоаппарату и показал большим пальцем, что все готово. Юрка, в отличие от Рыжего, молчаливый. Занимается роупджампингом, постоянно прыгает с мостов, высоток. Понимает, что значит страх. Но он летит вниз, обвязанный веревкой, а то и сразу тремя, для страховки. Ему нужно только сделать шаг и дальше ловить ощущения. У меня же другая задача.

Рекорд прыжка в длину с разбега — восемь с лишним метров. Здесь нужно пролететь шесть. Прибавляем поправку на разницу в высоте с конечной точкой, выходит все десять. Должно получиться. Главное — правильно оттолкнуться, вытянуться, добавить инерции в полет. В этом и разница с роупджампингом — мне нужно полностью побороть страх. Быть уверенным, что трусость не победит, когда я уже буду лететь. Что мозг не отдаст сигнал мышцам, тело не сожмется в комочек эмоций, погашая с таким трудом отвоеванную энергию полета.

— Лис, мы готовы! Дело за тобой! — донесся снизу женский крик. Возбужденный, дрожащий. Я посмотрел — Лиза стояла за камерой на балконе тридцатого этажа, готовая снять на видео мои ноги, судорожно перебирающие воздух. Девчонка, казалось, боялась больше меня. Я поднял обе руки вверх, демонстрируя начало шоу.

На обеих крышах завопили — посмотреть на самый опасный прыжок собрались, казалось, все экстремалы нашего города. Человек сто стояло за моей спиной. Подбадривания, улюлюканье. Нет, здесь не будут отговаривать от безумства. Здесь безумие встречают криком радости, призывают сделать еще опаснее, еще быстрее, еще выше. Такие уж люди, подсевшие на адреналин опасности.

— Ну что, Лис, пора? Дороги назад нет? — пробормотал я себе под нос и пнул небольшой камешек. Он полетел вниз, но звука удара о землю было не расслышать.

Мозг зацепился за фразу и услужливо подсказал, что дорога есть. Можно свернуть, можно не прыгать. Слышишь, Лис? Дорога назад есть. Можно сейчас развернуться, отойти от края. Не смотреть в пропасть, успокаивая дрожащие колени, а пойти к друзьям. Сделать пару сальто, посмеяться вместе. Никто не осудит, все понимают, что такой трюк может стать последним. Это уже не техничность, не красота. Это просто самоубийство.

Нет, осудят, конечно, но ведь все забудут, так? Что, Лис, боишься потерять друзей? Так нет, не отвернутся. Они хорошие друзья. Все поймут. Никогда не скажут, что струсил. Зато ты будешь помнить.