Уже на следующий день на закате я хоронил свою жену. Смотрел на пламя погребального костра, ощущая, как пустота внутри постепенно разрастается и пожирает меня. Теперь у нее на это будет очень много времени. Целая вечность…

Всего лишь один день перевернул мою жизнь так, что теперь я сам себе напоминал человека, ищущего выход из темной комнаты с завязанными глазами. Я был готов ко многому, но все произошедшее оказалось слишком даже для меня. В душе моей царил поистине вселенский хаос, и я не ведал, что ждет меня впереди, и что мне теперь делать со своей жизнью. Теперь уже вечной. Даже думать об этом было странно. Или даже страшно… Вся моя прежняя жизнь, которая существовала еще два дня назад, сейчас казалась чем-то отныне недостижимым и навеки утраченным. Хотя, так оно тогда и было. Я должен был, как старший сын и наследник, принять дела отца, и потом через много лет передать это имение уже своему старшему сыну. Сыну, которого мне родила бы моя Ингерд.

Оранжевые языки огня поглотили ту, что навсегда осталась в моем сердце. На следующий день еще до рассвета мы с братом покинули наши родные земли, которые по закону перешли семье нашего родного дяди. А мы… Как будто погибли вместе со всеми. Исчезли без следа, словно нас и не было здесь. Всех погибших спешно похоронили в тот же день, пока мы с Вальгардом проходили обращение. Как объяснил мне Олег, который и напоил нас своей кровью, он не стал хоронить Ингерд вместе со всеми, поскольку подумал, что я захочу это сделать сам. Он не знал, кем девушка приходится мне, когда нашел нас, но догадался, что она моя невеста или жена. А тем, кто вероломно напал на наше поселение, оказался двоюродный брат моего отца, ставший ради этого вампиром. Он предал нас. Меня и Вальгарда он не планировал обращать, а просто убить, как и всех остальных. Жаль, что Совет потомков Фаэтона казнил его за нарушение запрета о насильном обращении. Я предпочел бы расправиться с ним собственноручно.

Так и началась моя новая жизнь. С постепенного и мучительного осознания потери любимого человека, когда все, что у тебя осталось – это память. Олег подарил нам жизнь, с которой я тогда не знал, что и делать. Мне казалось, что у меня нет будущего. В тот момент я не осознавал в полной мере того, кем стал теперь. Рассказ Олега о других расах, мирах и пространственных порталах плохо укладывался в голове и звучал, как бред душевнобольного с богатой фантазией. Но это была наша новая реальность, и ее стоило принять как можно быстрей, чтобы не сойти с ума. Светлый разум мне еще пригодится. Вновь и вновь в памяти всплывали последние слова супруги. Они не выходили у меня из головы, и я то и дело задумывался над их смыслом. «Я еще приду к тебе. Все повторится. Ты найдешь меня. И через тысячу лет вновь выпадет снег, и тогда я вернусь. Моя дорога к тебе будет устлана цветами и снегом». Стоило ли трактовать ее слова прямо или же искать в них скрытый смысл? Ингерд в первую же ночь нашей супружеской жизни поведала мне, что с детства могла предвидеть некоторые события, но только те, которые не касались ее самой. Собственная судьба оставалась для нее загадкой, и она всегда говорила, что это к лучшему. Неужели перед своей смертью Ингерд смогла увидеть что-то о себе?

Тысяча лет… Боги, это же десять веков! Тогда мне даже страшно было подумать о том, что можно столько жить. Если бы только рядом была она…

- Я дождусь тебя, Ингерд. И найду, где бы ты ни была. Только вернись. Если же ты не вернешься, эта тысяча лет ожидания потеряет всякий смысл. Как и вся моя вечная жизнь, - говорил я с ней как с живой, неотрывно наблюдая за пламенем погребального костра.

Как ни парадоксально, но, даже находясь в Небесном мире все эти сотни лет, супруга придавала смысл моей жизни, вдохновляла меня и вселяла надежду. В минуты невыносимой печали я думал о том, что это нужно пережить ради того, чтобы однажды мы снова были вместе. Осваивая новые ремесла, я думал о том, что моя Ингерд сказала бы на это. Понравилось бы ей то, чем я занимаюсь? Когда я увлекся изучением драгоценных камней и ювелирным делом, то изготовляя очередное украшение, думал о ней и представлял, как бы оно выглядело на моей супруге. За все это время у меня собралась их целая коллекция, посвященная Ингерд. Эти украшения терпеливо ждали своего часа. Как и я.

Одно лишь огорчало меня – с некоторых пор Ингерд перестала мне сниться. Если быть точным, то около двадцати лет назад. Эти сны были подобны ниточке, связывающей нас даже сквозь миры и годы, и мне всегда казалось, что некая часть ее души всегда где-то рядом. Но когда она перестала являться мне во снах, эту ниточку словно обрубили. Я безумно скучал по этим встречам и терзался мыслями, почему же так произошло. Неужели ее душа чем-то обижена? И в тот момент, когда меня переполняли боль и горечь, от которых хотелось бежать на край света, случилось чудо – Ингерд не просто приснилась мне, как раньше. Она позвала меня! Позвала по имени, и сказала: «Я здесь!» И сон был вовсе не сном, а словно какой-то параллельной реальностью, в которой встречаются наши души, пока мы спим.

Пробуждение мое после этого необычного то ли сна, то ли видения было самым дивным за многие годы. Даже не припомню, когда это я в последний раз просыпался с невероятным трепетом в душе и волнительным предвкушением чего-то прекрасного, будто ожидавшего меня за порогом. Нетерпеливо перебирая пальцами уже изрядно обтрепавшийся листочек с той самой запиской, я ходил туда-сюда по комнате, как тигр по клетке, вспоминая детали видения с Ингерд. С тех пор я не сомневался, в том, что ее душа звала меня. Так вот о чем она говорила тогда перед смертью! «Я буду звать тебя, услышь мой зов». Вот значит, какой это зов! Но ведь прошло только восемь столетий со дня ее смерти, а она в своем пророчестве говорила о тысяче лет. Неужели Боги позволят нам воссоединиться раньше срока?

Сумасшедшие по своей силе эмоции распирали меня в то утро – волнение, радость, ожидание и маленькая толика страха, что все это может оказаться лишь бредом моего воспаленного сознания, но я старательно гнал прочь эти мысли. Значит, моя супруга жива и находится сейчас… Где же она находится? В памяти вновь возникла извилистая узкая река с расходящимися в стороны ручьями, уютные беседки в японском стиле, террасы для любования природой, каменные садовые фонари необычных форм и клены, охваченные багровым пожаром листьев. Праздничный фонарь из тыквы у нее в руках. Черт, да это же парк Эриналлин в столице Южной империи в осеннюю пору! О, Боги, неужели моя Ингерд теперь живет в Альтарре?

Решение переместиться на Эсфир прямо в парк пришло мгновенно. Недолго думая, наскоро одел тонкие летние брюки и рубаху с летним колетом, чтобы не выделяться в парке земной одеждой, и начал настраивать портал для перехода. Через пять минут я уже стоял на площадке прибытия недалеко от входа в парк. Если в Петербурге время перевалило за полдень, то здесь было утро. Августовское солнце слегка припекало, но зной не был столь изнурительным, благодаря близости моря, соленый аромат которого витал в воздухе, смешиваясь с ароматом цветов и зелени. С упоением вдохнул тонкий шлейф магнолий, растущих около площадки прибытия. Мне не пришло лучшего решения в голову, как не спеша пройтись по парку. Мало ли, вдруг я встречу здесь ее. От этой мысли сердце забилось быстрее, и эйфория разлилась по венам живительным эликсиром. Я ненавязчиво вглядывался в лица прохожих девушек, в надежде увидеть Ингерд, но этого не случилось. Что бы я сделал, если бы все же увидел ее? Сам не знаю. Но однозначно, сообразил бы что-то. В любом случае, не стоит отчаиваться, возможно, если я наведаюсь сюда завтра, то мне улыбнется удача.

Из задумчивости меня вывел знакомый голос, позвавший меня по имени. Обернувшись, увидел знакомые лица – мой близкий приятель Мариус и оборотень по имени Свенельд, с которым мы несколько раз пересекались в доме Мариуса еще на Земле, и однажды на концерте группы «Кино» в восемьдесят восьмом году.

- Не ожидал встретить тебя здесь, - сказал приятель, пожимая мне руку. – Какими судьбами?

- Недвижимость захотел здесь приобрести, - на ходу соврал я. – Что-то меня потянуло на Эсфир, в тепло, к морю.

- Ничего себе, новость! – воскликнул удивленно Мариус. – Как говорит моя Эми: «В лесу сдохло что-то крупное, не меньше динозавра»! Даже не верится, что ты решил покинуть свой любимый Питер.

- Как-то засиделся я. Захотелось перемен.

- Ах, вот оно что! Как однажды пел наш с тобой любимый Виктор Цой, помнишь? «Перемен требуют наши сердца!» Ну что ж, если сердцу угодны перемены, значит, переменам быть! – сказал Мариус с улыбкой. – Уже успел присмотреть варианты? На чем-нибудь остановился?

- Пока нет, - ответил я.