— А баронессы когда-нибудь пользовались правом? — спросила Лионза Гримберта. Кастеллиан сел, на его красном лбу выступили капельки пота, он начал утирать их платочком.

— Да, госпожа Дагомера, 15-я баронесса Ней… часто…хм… пользовалась правом… пока… хм… муж… достопочтенный Герульф… был в походах против… черных гноллов.

Лионза вспомнила портрет госпожи Дагомеры, что висел в пиршественном зале. Это была стройная женщина с острым взглядом, небольшим узким лицом. На мгновение Лионза представила себе, как Дагомера лижет между ног очередной невесте, и внизу живота у неё сладко заныло.

— И она… реально… лишала их невинности? — спросила Лионза, её голос стал более низким и хриплым.

— Хм… ну у неё вроде была такая штука из дерева… сверху покрыта кожей… ну знаете…

— Не продолжай… — сказала Лионза, чувствуя как стучит у неё в висках, — я поняла.

Гримберт с облегчением выдохнул, словно опустил на землю тяжелый груз.

— Я могу быть свободен? — спросил он.

— Да, спасибо тебе.

Гримберт поклонился и пошел к выходу, тяжело переваливаясь. Лионза на мгновение вспомнила молящий взгляд Сваны.

— Гримберт! — окликнула Лионза уходящего кастеллиана. — Пусть завтра после обеда конюх подготовит мне Зальца.

— Миледи желает прогуляться в лесу?

— Нет, у меня дела в деревне…

***

На свадьбу Берта и Сваны собралась вся деревня. Вышел жених, стриженный под горшок, будто молодой паж или оруженосец, в новой голубой котте, модных красных шоссах, которые обтягивали его крепкие икры. Он весь сиял, чего нельзя сказать о его родителях. Отец, старый одноглазый кузнец, хмурился. А мать и вовсе почернела от злости. Из дома невесты подружки вывели заплаканную Свану. Плакать невесте с подружками было положено обычаем, но судя по темным кругам под глазами девушки, она слишком рьяно предавалась этому обряду. Глядя на неё, собравшиеся гости шушукались между собой. Но тут заиграла музыка, жених с невестой уселись на высокие деревянные стулья, их понесли к храму, где брачующиеся должны были соединиться перед ликом Драгана и Драги. Потом с оловянными коронами на голове, словно короля с королевой, их торжественно отнесли к пиршественному столу, что накрыли прямо на улице, перед кузницей. И за все время торжества они и пальцем не пошевелили, все же прочие воздавали им почести, словно настоящим монархам.

Но Свану, сидящую во главе стола, по традиции со сложенными руками на животе, это все не радовало. По мере того, как торжество подходило к концу, она словно все больше темнела и угасала. Мать Берта, сидящая в окружении подруг, главных сплетниц округи, наоборот становилась все злораднее. Прочие же танцевали, веселились, только жених, что сидел на противоположном конце длинного стола, обеспокоенно смотрел на свою любимую, не понимая, что её гложет.

— Ну что, время ночки пришло, — сказала мать жениха, встав, — готова, невеста?

Глаза свекрови светились злым торжеством. Свана лишь слабо кивнула, сдерживая слезы.

— Совет да любовь молодым! Надеюсь, я не опоздала с поздравлениями и дарами?

Гости обернулись на голос, свекровь поменялась в лице. Перед ними на вороном жеребце восседала краснокожая баронесса. Крестьяне стали снимать шапки и кланяться. К Лионзе подбежали кузнец и пастух, отцы жениха и невесты. Суккуб одарила их мешочками, полными монет. Ещё один мешочек она отдала жениху.