Женщина пожала плечами:

— Даже и не знаю, как сказать. Мы с Сашей расходились все дальше и дальше. Он совсем замкнулся в себе, сидел у себя на квартире, что-то писал, по-моему. Часто уезжал в Санкт-Петербург, и доходило до того, что мы неделями, месяцами не виделись. Мне это порядком надоело, и я предложила разойтись. Он воспринял это совершенно спокойно и подписал все бумаги, ни слова не говоря. Собственно, после этого наши взаимоотношения абсолютно не изменились: он как сидел у себя на Лоншан, или в Петербурге, так и продолжал сидеть, изредка звонил дочке.

— А с вашим сыном у него какие отношения?

— Никаких. Когда мы поженились, Фредерику было двенадцать. Он воспринял Сашу спокойно, но контакта у них никогда не было.

— Враждовали?

Марлен удивилась:

— Нет, что вы. Они общались совершенно нормально. Но как чужие люди.

Сноу и Блумберг переглянулись.

— Мадам Дютрон, а в последнее время вы не заметили каких-либо серьезных изменений в характере или поведении Добровольского? — спросил Ричи.

Женщина задумалась:

— Даже не знаю. За последний год я его видела всего несколько раз…

— А где, когда?

— В декабре прошлого года на новогоднем празднике в лицее дочери, потом… постойте! Он приходил ко мне около месяца назад и принес…

— Что принес? — тут же насторожились конокомовцы.

— Сейчас.

Марлен встала и вышла из комнаты. Буквально через пару минут она вернулась, неся в руках небольшую черную коробочку, которую передала Сноу. Ричард открыл нехитрый замок. Внутри на бархатной подложке лежал миниатюрный мемори-кристалл.

— А вы не проверяли — что на нем записано?

Блумберг осторожно достал накопитель из футляра и внимательно рассматривал.

— Нет. Саша попросил меня подержать это в сейфе. Обещал позже забрать… Вот. Не забрал…

— Мадам Дютрон, а мы можем его взять на время?