И все же, если бы мой муж был сегодня жив… – Она запнулась. – Впрочем, это не имеет отношения к делу. Я… Что с вами? Вам нехорошо, дитя мое?
Лили обеими руками ухватилась за края табурета.
– Я не вполне уверена, что хорошо вас понимаю, – проговорила она, тщательно подбирая слова. – Что именно доктор сказал Дэвону?
– Разве вы не знаете?
Лили покачала головой. Леди Элизабет заколебалась.
– Я была бы вам очень благодарна, если бы вы мне объяснили, в чем дело.
– Простите, ради Бога, поверьте, мне казалось, что вы все знаете, иначе я не стала бы об этом упоминать. Лили терпеливо ждала.
– Доктор Марш, он лечил Клея… – Элизабет опять запнулась.
– Да, я его знаю.
– Это он сказал Дэвону, что у Клея не были ни малейшей возможности написать записку. Он просто физически был не в состоянии это сделать после ранения. Рана оказалась такой тяжелой, такой… как сказал доктор, травмирующей, она нанесла столь серьезный вред его организму… Вы же сами видите – после стольких месяцев он едва начинает приходить в себя. Стало быть, записку написал кто-то другой, это совершенно ясно. Кто-то пытался навести на вас подозрения.
Она подошла к Лили и коснулась ее руки.
– Извините, я вижу, что расстроила вас.
– Простите, но… вы не могли бы оставить меня одну? – шепнула в ответ Лили.
– Извините, – беспомощно повторила леди Элизабет. – Мне очень жаль.
Она выждала еще несколько секунд, но, убедившись наконец, что ничем помочь не может, покинула коттедж, не говоря больше ни слова.
Обеспокоенный взгляд виконтессы был устремлен к земле. Столкнувшись на середине подъездной аллеи со старшим сыном, она опешила.
– Матушка?
– О, Дэв, боюсь, я… совершила оплошность. Будучи слишком хорошо знаком с иронически-светской манерой матери все сводить к пустякам, Дэвон приготовился к неприятностям.
– Эта девушка. Лили…
– Вы говорили с ней?