– Говорю же тебе, я опомнился. У меня открылись глаза.

Он провел кончиками пальцев по ее обнаженной груди, и дыхание со свистом вырвалось у нее сквозь зубы. Но она не желала сдаваться.

– Но как? Почему? Скажи мне почему. Как ты решил, что я не виновата? О чем ты думал?

– Я думал о тебе. Лили, о том, какая ты. Вспомнил, какая ты добрая, какая хорошая.

Прежде он думал, что не в силах будет ей солгать, но оказалось, что это совсем нетрудно: ведь, в сущности, его слова вовсе не были ложью.

– Ты ни за что на свете не смогла бы причинить зло Клею. Просто не понимаю, что на меня нашло, как я мог хоть на миг в это поверить? Никогда не перестану в этом раскаиваться. Ты дала мне все, хотя и знала, что мне нечего предложить тебе взамен. Я боялся, что убил в тебе всю доброту и нежность. Прости меня, Лили. Верни мне свою любовь. Не прогоняй меня. Ты нужна мне.

Лили смахнула с глаз последние слезы и обняла его. Его волосы пахли морем. Их сердца бились вместе, тело Дэвона стало второй половинкой ее собственного. Покрывая нежными поцелуями его лицо, она шептала ему слова утешения.

Дэвон начал медленно, но настойчиво поглаживать круто вздымающийся холм ее живота. Сколько раз он мечтал об этом, как о недостижимом чуде? Его душа оживала, расцветала от близости к Лили и к их ребенку, составлявшим единое целое. Их сын был зачат в любви, хотя сам Дэвон в то время и не сознавал этого. Зато он знал сейчас.

– Я люблю тебя, Лили. Но она сказала:

– Не надо, Дэв. Просто обними меня. Этого довольно.

Ему хотелось повторять свое признание без конца, но он видел, что его слова огорчают ее. И она была права: никаких слов больше не требовалось. По крайней мере пока.

– Я не хочу раздеваться, – шепнула Лили немного погодя, когда он начал снимать с нее ночную рубашку.

– Но почему? О, Лили, позволь мне посмотреть на тебя! Я хочу быть ближе к тебе.

– Ладно. – Она ни в чем не могла ему отказать. – Но тогда и ты тоже.

– Хорошо.

Улыбнувшись, Дэвон сел на постели, чтобы снять камзол, рубашку, сапоги и штаны, а потом откинул одеяло и лег рядом с нею, шепча ей на ухо, что она прекрасна, желанна, восхитительна и что он хочет ее больше, чем когда-либо раньше.

– Но я такая толстая, – стояла на своем Лили, впрочем, улыбаясь и почти веря ему.

– Нет, ты безупречна.

Он принялся целовать ее, дав наконец волю столь долго сдерживаемой страсти и нежности, пока они оба не задохнулись. Руки у обоих дрожали, губы горели и стали влажными от поцелуев. Его пальцы, как гребешком, прошлись по мягким волосам внизу живота. Она призывно раскрыла ноги, и он принял приглашение, завораживая ее глубокой, медленной лаской.

Лили задрожала и выгнулась дугой.