Но многие придерживались позиции Шеклтона. Маклин выразился предельно ясно: «…лично я думаю, что мы должны продвинуться на запад так далеко, как только сможем. Мы знаем, что в двухстах милях к западу есть земля, а значит, край льдины должен быть где-то в ста пятидесяти — ста восьмидесяти милях в ту сторону… С той скоростью, с которой мы движемся сейчас, мы пересечем параллель острова Паулет лишь к концу марта и даже после этого не можем быть уверены, что удастся пройти весь путь. Поэтому я считаю, что нужно идти так упорно и так далеко на запад, как только возможно. Течением нас отнесет на север, и в итоге мы будем двигаться на северо-запад, как раз туда, куда нам нужно… Как бы то ни было, посмотрим, что будет завтра».
Глава 14
В девять утра отряд из четырех человек отправился на разведывательную операцию, а к трем часам дня уже вернулся, пройдя в общей сложности шесть миль. В пять часов вечера Шеклтон собрал всех и объявил: «…мы сможем пройти на запад». Он сказал, что нужно выдвигаться примерно через тридцать шесть часов, ночью 23 декабря. Идти они будут в основном по ночам, в то время суток, когда температура ниже и поверхность льда тверже.
И так как рождественскую ночь они проведут в пути, то отметить праздник нужно будет до отправления. Поэтому всем можно есть на ужин все, что они захотят на следующий день. В любом случае придется бросить б
Последнее объявление расположило к Шеклтону последних противников его плана. Рождественское «пиршество» началось тут же и продолжалось почти весь следующий день. «Каждый ел столько, сколько мог, до тех пор, пока больше еда уже не влезала», — отмечал Гринстрит.
Следующей ночью всех разбудили в половине четвертого, и уже через час они выдвинулись в путь. Сначала все тащили сани с «Джеймсом Кэйрдом». Им удалось без проблем провести шлюпку по открытой воде, окружавшей плавучую льдину. Ее толкали вперед, пока не добрались до стены, образованной высокими ледяными торосами, затем половина команды принялась пробивать препятствие, а остальные вернулись назад за «Дадли Докером». «Стенкомба Уиллса» было решено оставить.
К семи утра шлюпки удалось протащить на запад больше чем на милю, и команда вернулась обратно в лагерь, чтобы позавтракать. В девять часов запрягли собачьи упряжки и начали перетаскивать все припасы, вещи и оборудование, которые могли уместиться в санях. К часу дня уже разбили новый лагерь, и уставшие люди легли спать.
Было ужасно мокро. Импровизированные напольные покрытия пришлось оставить в Океанском лагере. Взяли только несколько кусков парусины с «Эндьюранс», которые почти не защищали от сырости. Спустя какое-то время Маклин и Уорсли, устав от сна в мокрых палатках, решили перетащить свои спальные мешки на дно «Дадли Докера». Спать там было очень неудобно, но хотя бы относительно сухо.
В семь часов вечера Шеклтон позвал к себе Уорсли и передал ему закупоренную банку из-под рассола с запиской, приказав вернуться к Океанскому лагерю на упряжке Гринстрита и оставить ее там.
В записке сообщалось, что «Эндьюранс» разбилась и была покинута экипажем на 69°5′ южной широты, 51°35′ западной долготы и что члены Имперской трансантарктической экспедиции находились к моменту написания записки на 67°9′ южной широты, 52°25′ западной долготы и продолжали идти дальше по льдам в надежде достичь земли. В конце сообщения были слова: «Все в порядке», стояла дата 23 декабря 1915 года и лаконичная подпись: «Эрнест Шеклтон». Уорсли вернулся к Океанскому лагерю и положил банку с запиской у кормы «Стенкомба Уиллса».
Записка предназначалась тем, кто в будущем, возможно, придет к этому месту; в ней объяснялось, что произошло с Шеклтоном и его людьми в 1915 году. Шеклтон специально решил не оставлять ее в присутствии команды, когда они уходили из лагеря, опасаясь, что некоторые воспримут это как знак неуверенности лидера относительно их шансов выжить.
Уорсли вернулся в лагерь к завтраку, а в восемь часов вечера отряд снова продолжил путь. Но уже в одиннадцать, когда они прошли почти полторы мили, дорогу преградили большие трещины и куски расколовшихся плавучих льдин. К полуночи поставили палатки и легли спать. Почти все промокли до нитки из-за воды, в которой приходилось лежать, и собственного пота. Ни у кого не было с собой сменных вещей, кроме носков и рукавиц, поэтому пришлось забираться в спальные мешки прямо в насквозь промокшей одежде.
Следующим утром Шеклтон в сопровождении трех человек отправился исследовать дальнейший маршрут, но они так и не смогли найти безопасный путь для шлюпок. Целый день прошел в мрачном ожидании — никто не знал, как поведет себя лед. После ужина заметили, что льды начали закрываться, но снова двинуться в путь отряд смог только в три часа ночи.
В бледном полусвете посреди бескрайней ледяной пустыни тянулась небольшая цепочка путешественников, возглавляемых Шеклтоном, который выбирал лучший маршрут. За ним двигались семь собачьих упряжек. Они шли на безопасном расстоянии друг от друга, чтобы собаки из разных упряжек не подрались. За ними ехали небольшие сани, груженные кухонной утварью и маленькой печью, которая растапливалась жиром. Здесь ехали Грин и Орд-Лис, лица которых день ото дня все больше чернели и покрывались копотью из-за долгого нахождения у печи. Замыкали шествие семнадцать человек, тащивших под руководством Уорсли шлюпки.
Даже в три часа утра — самое холодное время суток — поверхность льда была предательски непрочной. Влажные тающие льдины покрывались корочкой, слегка присыпанной снегом. В целом поверхность казалась крепкой, и всякий ступавший на нее думал, что она выдержит вес человека. Но впечатление было обманчивым: стоило перенести весь свой вес на одну ногу, как человек тут же резко и неожиданно проваливался в ледяную воду — иногда по колено, иногда еще глубже.
Большинство членов экспедиции носили обувь от Burberry-Durox — громоздкие ботинки, кожаные до лодыжек, с габардиновым верхом до колена, разработанные специально для перемещения по твердому льду. Но сейчас, когда команде приходилось пробираться по столь коварным льдам, в такую обувь постоянно проникала вода. Промокшие ботинки весили больше семи фунтов каждый. Было ужасно тяжело при каждом шаге вынимать одну ногу за другой из двухфутовых лунок со снежной кашей.
Хуже всего приходилось тем, кто тащил шлюпки. Тяжесть каждого шага дополнялась нелегкой ношей. В таких условиях люди могли пройти без остановки не более двухсот — трехсот ярдов, после чего им требовался отдых. Поэтому они оставляли одну шлюпку и возвращались за второй, пытаясь передохнуть на обратном пути. Нередко они обнаруживали тех, кто тянул вторую шлюпку, застрявшими во льдах. Тогда приходилось присоединяться к ним и по команде Уорсли: «Раз, два, три… тянем!» — делать по три-четыре резких рывка в попытке вытащить товарищей, пока наконец это не удавалось.
В восемь утра, после пяти часов, проведенных в пути, Шеклтон дал сигнал остановиться и сделать привал. За это время было пройдено всего лишь несчастные полмили. После часа отдыха люди снова двинулись в путь и шли до полудня. Затем поставили палатки и получили на ужин лишь холодный стейк из тюленя и чай.
Ровно год назад в ту же ночь у них был праздничный ужин на борту «Эндьюранс», и Гринстрит тогда писал: «Вот закончилось еще одно Рождество. Интересно, как и при каких обстоятельствах мы проведем следующее». Нынешней ночью он даже забыл написать, какой именно сегодня день. А Шеклтон сделал небольшую запись, выражая все, что нужно было сказать: «Странное Рождество. Мысли о доме».
В полночь все уже встали и к часу ночи продолжили путь. Но к пяти утра, после четырех изнурительных часов продвижения им пришлось остановиться перед линией высоких ледяных торосов с участками открытой воды. Пока остальные ждали, Шеклтон с Уайлдом пошли искать проход. В половине девятого утра они вернулись с новостями о том, что примерно через полмили за участком торосов обнаружили плавучую льдину диаметром около двух с половиной миль, откуда было видно еще несколько относительно ровных льдин в сторону северо-северо-запада. Решили дождаться ночи и только потом выдвигаться в путь.