— Люблю пирожные. Так где живет этот Райнерд? Этан заранее написал адрес на листке. Теперь передал Рисковому.

— Если поедешь, подготовься.

— Мне что, ехать на танке?

— Просто подготовься.

— К чему?

— Может, ни к чему, может, к любым неожиданностям. Он — парень крепкий. И у него есть пистолет.

Взгляд Рискового заскользил по лицу Этана, вызнавая его секреты, словно луч оптического сканнера по штрих-коду.

— Вроде бы ты просил проверить, числится ли за ним оружие.

— Я переговорил с соседом, — солгал Этан. — Он

сказал мне, что Райнерд — параноик, практически не расстается с пистолетом.

Пока Этан засовывал фотографии-распечатки в конверт, Рисковый не отрывал от него взгляда.

Фотографии никак не хотели укладываться в конверт. Цеплялись за него всеми углами.

— Очень уж тряский у тебя конверт, — заметил Рисковый.

Этим утром выпил слишком много кофе, — чтобы не встретиться глазами с Рисковым, Этан оглядел зал.

Человеческие голоса плыли по ресторану, отражались от стен, смешивались в бессловесный гул, которыйможно принять как за восторженный рев фэнов, встречающих своего кумира, так и за с трудом сдерживаемое недовольство толпы.

Этан понял, что он переводит взгляд с одного лица на другое, в поисках одного-единственного. Наверное, он бы не удивился, увидев за столиком утопленного в туалете Данни Уистлера, мертвого, но поглощающего ленч.

— Ты практически не прикоснулся к семге, — в голосе Рискового слышалась прямо-таки материнская забота.

— Она несвежая.

— Так чего не отослать ее на кухню.

— Мне все равно есть не хочется.