На каждом таком конверте красовалась свастика. В каждом лежали два сложенных листка бумаги, призванные поселить в душе страх и разозлить.

На первом была лишь одна фраза, большими печатными буквами: «СМЕРТЬ ВСЕМ ГРЯЗНЫМ ЕВРЕЯМ».

На втором — фотография горы трупов перед нацистским крематорием. С двумя словами, большими красными буквами ниже: «ТЫ СЛЕДУЮЩИЙ».

Корки не выделял евреев среди остальных. Он одинаково презирал все расы, религии и этнические группы.

Ранее он раскладывал по почтовым ящикам письма с посланиями: «СМЕРТЬ ВСЕМ ГРЯЗНЫМ КАТОЛИКАМ», «СМЕРТЬ ВСЕМ ЧЕРНЫМ», «В ТЮРЬМУ ВСЕХ ВЛАДЕЛЬЦЕВ ОГНЕСТРЕЛЬНОГО ОРУЖИЯ».

Политики десятилетиями контролировали людей, разделяя их на группы, натравливая одни на другие. И хорошему анархисту оставалось только усилить существующую ненависть, подлить бензина в костер, зажженный политиками.

В настоящий момент ненависть к Израилю, а отсюда и ко всем евреям, считалась модной интеллектуальной позицией среди наиболее известных представителей масс-медиа, включая многих нерелигиозных евреев Так что Корки всего лишь давал людям то, что они хотели получить.

От азалий к жасмину, от жасмина к дельфиниуму,

от собаки к почтовому ящику, Корки продолжал свой путь под непрекращающимся дождем. Сея хаос.

Настроенные решительно, заговорщики могли взрывать небоскребы, убивая тысячи людей, ужасая миллионы. Их работа, безусловно, приносила пользу.

Но десять тысяч таких, как Корки Лапута, изобретательных, целеустремленных, расшатывая устои общества, могли достигнуть большего, чем все пилоты-камикадзе и взрывники, вместе взятые.

«Каждой тысяче киллеров, — думал Корки, — я бы предпочел одного переполненного ненавистью учителя, отравляющего сердца школьников, одного социального работника с неутолимой жаждой жестокости, одного священника-атеиста, прячущего под сутаной свои истинные убеждения».

Пройдя по круговому маршруту, он увидел припаркованный «БМВ» через полтора часа, как и рассчитывал.

Проводить много времени в одном районе слишком рискованно. Мудрые анархисты постоянно перебираются с места на место, потому что энтропия благоволит бродягам, а движение сбивает с толку полицию.

Грязно-молочные облака прижимались к самой земле, рассыпаясь дождем. В чуть ли не вечернем сумраке, под тенью напитавшейся водой кроны дуба его серебристый седан казался серым, как сталь.

Ветер дул по улицам, трепал кусты и деревья, укладывал на землю цветы, бросался в окна ведрами воды. Дождь барабанил по крышам, заливал тротуары, бурным потоком несся по сливным канавам.

У Корки зазвонил телефон.

От автомобиля его отделял почти квартал. Он понял, что придется говорить под дождем, иначе он не успеет ответить.

Вытащил правую руку из рукава, снял телефон с пояса. Вновь сунул руку в рукав, поднял к уху. Корки Лапута пребывал в столь радужном настроении, что ответил на звонок словами: «Да пребудет свет там, где ты есть».

Звонил Рольф Райнерд. И наверняка подумал, что набрал неправильный номер.