— Нет, и этого довольно. Что привело вас сюда в столь поздний час, отец Гервасий?

— У меня для вас новости.

— Вот как? Что-то случилось?

— Имеются почти достоверные сведения, что убийца вашего сына жив и здравствует.

— Вы, должно быть, шутите. Он утонул во время кораблекрушения.

— Он спасся. И более того, он сейчас направляется сюда.

— Если это правда, святой отец, а я молю Бога, чтоб это было правдой, — сквозь зубы процедил архонт, — я прошу вас, нет, я требую, чтобы вы доставили мне его сюда живым! Мне не важно, как вы это сделаете и что для этого потребуется. Вы получите все, что понадобится, а сверх того еще золота для Готской епархии столько, сколько весите сами! Но сделайте это как можно скорее. Не медля.

— Все будет сделано, блистательнейший дука. Вы позволите мне взять воинов из отряда вашего сына? Вы же знаете, Михаил Аргир очень силен и опасен.

— Хотя бы и всех! Да он и сам наверняка пожелает идти. — Архонт быстрым шагом направился к высокому креслу, у которого стоял прислоненный резной посох. — Эй! — Он стукнул об пол этим золоченым символом власти. — Призовите ко мне Симеона!

Появившийся в дверях палатничий с опаской глянул на впавшего в ярость господина.

— Он здесь и только ждет повеления войти.

— Уже здесь? Вот и прекрасно. Передай, пусть войдет. А вы, отец Гервасий, ступайте, но помните, сегодня же я хочу увидеть этого выродка гиены перед собой.

Святой отец поклонился, спеша исчезнуть так же тихо, как появился.

Григорий Гаврас крутанулся на алых каблуках, ища, на что бы обрушить гнев, яростным огнем терзающий все его нутро. И не найдя, на что излить его, со злобой отшвырнул посох.

— Что случилось, отец?

Симеон Гаврас вбежал в залу, готовый, кажется, схватиться с любым, пусть даже неведомым и невидимым противником.

— Ничего, — устыдившись вспышки неконтролируемого гнева, со вздохом проговорил архонт и медленно, стараясь выглядеть как можно величественнее, опустился в высокое кресло.

— Это что же, хитромордый шакал Гервасий довел тебя до такого негодования? — глядя на валяющийся посреди зала посох, поинтересовался турмарх и, подняв лежащий бесхозно знак автократорской власти, подал его отцу.

— Не смей называть его так, — хмуро отозвался Григорий Гаврас. — Он делает свое дело. Грязное, но необходимое.

— Мне этого не понять, отец. Но не с этим шел я к тебе.