"Дядя Алекс имеет с ним дело", — объяснил Лиам. "А дядя Алекс имеет дело только с теми, у кого есть проблемы. У Вествуда есть проблема, с которой ты, возможно, сможешь ему помочь. Она связана с крупным денежным вкладом на оффшорный счет. Уверен, что после этого он будет гораздо охотнее помогать со стипендией Сиенны".

"Хм…"

Я не удивился, услышав это. Более того, я почувствовал облегчение. Я мог бы использовать это в своих целях — и использовал бы. Если бы это означало помощь Сиенне, я бы сделал все, что потребуется.

Я подошел к боксерской груше и выплеснул свое разочарование, каждый удар эхом разносился по почти пустому залу. В моей голове бушевали беспокойство и гнев. Мысль о том, что я могу потерять ее, после всего, что произошло, грызла меня с такой силой, что я не мог избавиться от нее. Каждый удар я словно пытался физически прогнать страх, что она может уйти от меня, единственного хорошего, что было в моей жизни сейчас.

Пот стекал по моему лбу, дыхание было тяжелым и неровным. Я приостановился, прислонился лбом к прохладной коже сумки и закрыл глаза, пытаясь успокоить свое бешено колотящееся сердце.

Я продолжил тренировку, ритмичные удары кулаков о сумку совпадали с бешеным стуком моего сердца. Каждый удар был разрядкой, попыткой избавиться от беспомощности, которая грозила поглотить меня. Я должен был найти способ доказать Сиенне, что мои чувства к ней искренни, что они выходят за рамки мелкого соперничества с Донованом.

Я взглянул на Лиама. "Как ты испортил отношения с Лили?"

Небрежное пожатие плечами Лиама меня не обмануло: под его невозмутимым видом я поняла, что он просчитывает каждый шаг. "Кто сказал, что все испортил?" — ответил он, выдохнув струю дыма. "Мой отец не в восторге от нас с Сойером, но мы справляемся. Это как ходить по тонкому льду, но мы справляемся".

Его глаза переместились на меня, в них появился знающий взгляд. "Я предвижу еще одну помолвку в нашем будущем", — сказал он. "Мой отец настаивает. Не хочет, чтобы мы женились на шлюхах, копающих золото. Хотя… его больше беспокоит, что Сойер забеременеет с кем-то, кому он нужен только ради денег. А зная Сойера сейчас… он не в лучшем расположении духа. Он перебирает девушек, как рубашки. Это одновременно впечатляет и отвратительно".

"И вы, ребята, на самом деле продолжите это?" пробормотала я.

Лиам приподнял бровь, в его глазах мелькнул намек на веселье. "Полагаю, это зависит от обстоятельств", — сказал он, делая очередную затяжку своей сигареты. "Мы оба знаем, какой непредсказуемой может быть жизнь. Думаешь, беседа с Донованом все исправит?" Он выдохнул дым через рот. "Это оптимистично даже для тебя".

Я почувствовал, как у меня сжалась челюсть от его слов. "Это не просто разговор", — ответил я, мой голос был тверд. "Это последнее предупреждение. После этого он будет сам по себе. Я больше не буду играть с ним в игры".

Выражение лица Лиама немного смягчилось, в его глазах мелькнуло понимание. "Ты серьезно собираешься с ним покончить?"

Я твердо кивнул. "После смерти наших родителей все перешло ко мне", — сказал я. "У Донована есть трастовый фонд, но это все. Я прикрывал его, придумывала оправдания, но не больше".

"И ты думаешь, что отрезав его от себя, ты волшебным образом решишь свои проблемы?" спросил Леви.

Я повернулся к нему. "Ты знаешь, как это бывает с семьей, Кеннеди", — сказал я. "Иногда разрыв связей — единственный способ двигаться вперед".

Лицо Леви потемнело. "Да, я знаю все о семейных предательствах", — пробормотал он, его руки сжались вокруг гири.

Лиам стряхнул пепел с сигареты, выражение его лица стало задумчивым. "Ну, если ты уверен", — сказал он. "Просто будь осторожен, Адриан. Семья это или нет, но Донован не примет это близко к сердцу. Он всегда ревновал тебя, независимо от того, хочет ли он в этом признаться".

"Единственное, что имеет для меня значение сейчас, — это Сиенна", — заявил я. "Убедиться, что с ней все в порядке, что о ней позаботятся. Это мой приоритет. Все остальное… все встанет на свои места. Я разберусь с Донованом. Я позабочусь о том, чтобы он больше не смог встать между нами".

Лиам бросил на меня еще один долгий взгляд. Я сомневался, что Кеннеди вообще меня услышал.