В тот вечер Ольга забрала сестру к себе. Вика переночевала, а утром упорхнула. В школе она не появлялась, у матери тоже. Ольга не представляла, где ее искать, а позвонить ей не могла по той причине, что сестры не имели телефонов. В начале нулевых мобильная связь только набирала обороты и была доступна далеко не всем.

Ольга волновалась, но ничего поделать не могла. Ходила на квартиру в надежде встретить Вику и в свой очередной визит застала мать в прескверном состоянии. Она была одна, осунувшаяся, с желтовато-серым лицом, даже не сидела, а неподвижно лежала на кровати. Казалось, ей настолько больно, что трудно даже шелохнуться. При виде Ольги мать слабо улыбнулась; она была тиха и ласкова, не как обычно.

– Проходи, дочка. Я захворала…

– Что у тебя болит?

– Живот… Очень больно… И жарко, – выдохнула Тамара.

Ольга приложила руку ко лбу: лоб матери пылал! Она метнулась за градусником, но отыскать что-либо в общем хаосе не смогла. Не теряя ни минуты, побежала в аптеку, одной ногой здесь, другой там, вставила в подмышку матери градусник, сама тем временем принялась разводить жаропонижающее. И не ошиблась: термометр показал тридцать девять и три. Мать стала вяло потягивать приготовленную для нее микстуру, но сделала пару глотков и скорчилась от боли.

– Где у тебя болит?

Та показала на правый бок.

Подоспевший на «скорой» медик предположил, что у женщины проблемы с печенью и не стоило давать ей парацетамол, который лишь добавил нагрузку на поврежденный орган. Мать увезли в больницу, а Ольгу попросили дать контактный телефон. Ей позвонили на работу на следующий же день и велели срочно приехать. Диагноз был неутешителен: цирроз печени – болезнь запойных алкоголиков. Врач объяснил на пальцах, что болезнь неизлечима, так как после лошадиных доз алкоголя, причем низкокачественного, токсичного, вроде паленой водки, в печени матери произошли необратимые изменения. Теперь для поддержания жизнеспособного состояния ей требуется прием дорогих препаратов – гепатопротекторов, строжайшая диета и полный отказ от алкоголя. Проживет ли мать год или десять лет, зависит только от нее самой.

Ольга осознала всю серьезность ситуации, забрала Тамару из больницы и купила месячный курс тех самых гепатопротекторов, оставив в аптеке ползарплаты.

«На что теперь жить? – думала она. – Наедаться в садике так, чтобы дома есть не хотелось. Ну или посидеть с месяц на голых макаронах… Да ладно, выживу – не привыкать!»

Наверное, какой-то дочерний инстинкт взыграл в ней… Даже не любовь – никакой любви не было, а страх за жизнь матери и… Жалость.

Дома Ольга завела серьезный разговор:

– Мам, запомни: тебе нельзя больше пить. Ни грамма – алкоголь тебя убьет! Возвращайся к нормальной жизни, тебе нужна работа, и я могу помочь. Пойдешь поваром в детский садик? Я попрошу за тебя заведующую, она хорошая женщина, поможет… Ну, что скажешь?

Мать слушала без интереса. Когда Ольга повторила вопрос, та будто бы опомнилась, посмотрела стеклянными глазами и закивала:

– Да, хорошо, дочка, хорошо. Работа нужна, работа – хорошо…

– Пообещай, что больше пить не будешь!

– Не буду, дочка, не буду…

И Ольга ушла. А вечером стала просить Анну Семеновну:

– У матери цирроз печени. Врач сказал, если она не бросит пить, то долго не протянет! Все серьезно; я с ней поговорила, она завязала и хочет пойти на работу. Помогите мне, я хочу попросить Светлану Ивановну устроить мать в садик. Она – повар, работала в больнице… Новая работа – ее шанс!