Глава 44

Злосчастный осколок явился поводом моего ареста. Закон слеп, когда им умело пользуются. Серые двухцветные стены камеры, решётка перед глазами, тусклая лампочка над головой и запах испражнений… Гнетущие мысли разрывают голову. Заключённым не разрешают носить шнурков. Каждые полчаса появляется желание свести счёты с жизнью…

Когда люди в форме без предупреждения ворвались в номер, я стоял с осколком бутылки в руках над трупом. Если вы наблюдали солнечное затмение через тёмные очки, то поймёте, какая чернота возникла перед глазами. Крики, угрозы, оружие… Меня попросили облегчить страдания. Разве это плохо. Разве противозаконно. Но дула пистолетов ничего не слышали. Истеричный голос приказывал лечь на пол.

Бросаю бутылку в сторону и выполняю приказ. Любое неподчинение и обратная реакция. Наручники щёлкают на запястьях, и чья-то бездушная рука хватает меня за плечо.

В стране нашей испокон веков выше закона власть и деньги. Два дня ноги моей не было в особняке, и Александр Викторович принял меры.

Не очень обрадовала весть, что старик приехал ко мне. Но только он способен был распутать дело и восстановить справедливость.

Охранник отвёл меня в маленький кабинет, посреди которого стояли два стула. Мне не терпелось предупредить Александра Викторовича об опасности, грозящей Лизе. Несколько раз прокрутил в голове предстоящий разговор. Со всех ракурсов голые факты доказывали абсурдность истории.

Старик вошёл в комнату и захлопнул дверь. Его монолитное лицо не изменилось, зато глаза говорили о многом. Ярость, гнев, желание расправиться с неугодным перемешались с любовью к дочери и её мольбами. Он сел на стул и закурил. Пустая комната, глубокие затяжки, покашливание охранника за дверью давили на нервы, приказывали упасть на колени и молить о пощаде. Но плох тот актёр, что выдаёт слабости героя.

Я не сводил взгляда с переносицы Александра Викторовича. Его густые брови то сдвигались, в попытке разгадать мой замысел, то безвыходно расходились в стороны. Он вздыхал, и затяжки его становились слабее.

— Какую игру ты затеял? — спросил старик, когда сигара превратилась в жалкий окурок. — Я встречался с шулерами, мошенниками, душевнобольными маньяками…

— Я живу независимо от обстоятельств. Они убивают человеческое.

— Считаешь себя выше и умнее других…

— Нет. Но идя против течения, наталкиваешься на подводные камни. Попутчики бросают их под ноги в неподходящие моменты.

Александр Викторович кивнул. Сам не раз попадался на подобные уловки.

Мой рассказ старик слушал внимательно и сосредоточенно. Он не перебивал и не переспрашивал. Я старался не упускать деталей, рассказал даже о собаке с демонической пастью.

По окончании монолога Александр Викторович вышел из комнаты и приказал охраннику никого не пускать. А через два часа меня освободили.

Внедорожник хозяина стоял чуть поодаль от участка. За руль сел Александр Викторович. Без охраны и водителя. Как только дверь захлопнулась, он надавил на газ и помчался в сторону особняка. Он молчал и непрерывно курил сигарету. По салону летали нотки классической музыки, заглушаемые шуршанием ветра. Старик оглядывался по сторонам, по-прежнему не желая ничего объяснять. Внедорожник наращивал скорость с каждым километром.

На одном из поворотов старик затормозил. Машину развернуло и занесло в грязь. То, что творилось в голове старика, выплеснулось наружу. Скулы его задрожали, из красных глаз хлынули слёзы. Он опустил голову на руль и зарыдал. Страшнее того момента я не видел. Больше всего я испугался за Лизу.

— Это жена… Это всё её проделки, — сквозь всхлипывания прошептал старик. — Уезжайте из особняка как можно скорее. Если Лена догадается, она убьёт и меня, и вас. Не задавайте вопросов, разговоры тут не помогут.