— Ну да, Мензес и Канарис во время войны поддерживали между собой связь, только к каким таким достижениям это привело? — возразил я, — Мне, например, неизвестно.

— Как бы то ни было, — хмуро сказал Пабджой, — я лично поддерживаю отношения с Геннадием, и это нас избавляет от лишних арестов, высылок и ликвидаций. — Он снова погрузился в молчание, которое прервалось неожиданными словами:

— Представь себе, он мне все подробно рассказал.

— А вы не могли заставить его разговориться раньше? — спросил я, Избавили бы меня от кучи неприятностей.

— Разумеется, так было бы лучше. Только не получается. Все должны видеть, что мы стараемся. Если бы Геннадий не знал, что мы проделали большую работу, то ему бы наверняка захотелось навешать мне лапши на уши. А тут пришлось выложить всю правду — раз уж мне и так многое известно.

— Вы хотите сказать, что не обманываете друг друга?

— Вот именно. Какой смысл вообще о чем бы то ни было говорить, если нет доверия? Чистый был бы фарс. Нет уж: или правду, или "без комментариев". Это жизненно важно — в экстремальных обстоятельствах иметь хотя бы один канал связи, свободный от пропаганды и интриг. Чтобы не было блефа, надувательства — всего этого дерьма. "Горячие линии" между главами государств хороши для обычного общения, но что от них толку, когда миру грозит катастрофа? Представь, на одном конце Никсон или Рейган, а на другом какой-нибудь Андропов, человек из КГБ, которому ни на йоту доверять нельзя.

Меня так и подмывало спросить Пабджоя, что же все-таки он узнал от русских о Маршане, но я знал, что ответа все равно не получу, пока ему не наскучит собственная болтовня. И ждал молча.

— Русские, конечно, завербовали Бракони, — продолжал он между тем, Еще во время войны. Французские коммунисты несколько лет назад отыскали его, хоть он и скрывался.

— Так они и про Маршана знали? Что он работает и на русских, и на американцев?

— Нет, не знали. КГБ французским коммунистам не доверяет подозревает, и правильно, что среди них немало людей из охранки и контрразведки. Так что французские товарищи были не в курсе. А кэгэбэшники наложили лапу на Бракони, получали от него копии донесений, снабдили для этого специальным оборудованием. И, конечно, шантажировали, угрожали убить, если проболтается. Действовали, должно быть, через Робертона. Твой приятель Баум в этом твердо уверен. Когда Таллар тебе свидание назначал от имени компартии, он полагал, что Маршан — всего-навсего американский агент. Покажу тебе, кстати, меморандум, который касается дела Серова — кое-каких его деталей.

Он открыл сейф и вытащил один-единственный листок бумаги — текст на бланке госдепартамента Соединенных Штатов. Один абзац был помечен красной линией вдоль полей.

— Прочитай то, что отчеркнуто, — велел он. — Документ датирован семнадцатым ноября — за день до того заседания НАТО, после которого умер Маршан. Но мы получили его только сейчас.

Вот что я прочитал:

"Серов утверждает, что ему известно имя высокопоставленного политического деятеля во Франции, который много лет сотрудничает с КГБ. Заверяет, что именно он, Серов, во время своего пребывания во Франции был его связным. Допросы Серова агентами ФБР начались 11 ноября. Он торгуется, пытаясь обеспечить собственную безопасность и собственное будущее. Имя агента — самый ценный его товар. Директор считает, что как только имя будет названо, Серов должен быть нейтрализован.

Если его показания подтвердятся, то выпускать его на свободу не следует. То же самое — в случае, если его поступок — очередная попытка дезинформации. Данный меморандум следует довести до сведения французской контрразведки в целях укрепления дружественных связей между Францией и силами НАТО, а также устранения серьезной угрозы безопасности Франции."

— "Нейтрализован" — неплохо звучит, — сказал я, — Кажется, это то, что пытались проделать со мной. Что с ним сталось, с этим Серовым?

В бледных глазах Пабджоя не отразилось никаких чувств.

— Убежден, что его прикончили — чего уж там всякие слова изобретать? ответил он. — Допустим, он назвал имя предателя. Тогда ФБР решит, что не следует ворошить этот гадюшник. Как уж они это с Белым домом согласовали не знаю. Может, никак. Но уж с ЦРУ они точно не советовались. Наш министр иностранных дел спит и видит сотрудничество и взаимопомощь между разведслужбами — только это бред.

На этих словах он взялся за желтый блокнот и начал тщательно выбирать карандаш поострее, готовясь приступить к рисованию: