Книги
Лето, когда ты была невестой
— Это традиция! Цесарская чета должна провести ночь после свадьбы в первобрачной комнате.
— Ну ты же королева теперь, — улыбнулся Брегир, — можешь придумать новую традицию. Пойдём! — он протянул руку и вывел её из Дома Душ, посадил на лошадь перед собой и повёз в лес.
Они остановились на маленькой полянке, засыпанной ковром пожелтевших листьев. Брегир раскинул на земле тёплый плащ как плед для пикника и привлёк к себе Сольгерд.
— Потанцуй со мной, — шепнул он, обнимая её за талию.
Осенний лес укутывал их тёплыми грибными запахами опавшей листвы, влажной земли и вековых замшелых деревьев, лунный свет серебрил чёрные волосы, отражаясь в глазах, ночной туман, словно лёгкая вуаль, поднимался от земли, и два дыхания сливались в одно, срываясь с губ едва заметными облачками белого пара.
Драконий лекарь
Я делаю ещё шаг и замираю. По лиловым обрывкам туч расплавленным золотом разливается закатный свет, словно отчаянный крик тонущего за горизонтом солнца. Я слышу её. Даже мёртвую, я продолжаю слышать её всем своим сердцем, всем своим существом. Я закрываю глаза и касаюсь пальцами шершавой и влажной от растаявшего снега поверхности серо-синих валунов совсем близко от её холодной белой руки.
Кажется очень странным то, что она остаётся здесь, на острых камнях, с небьющимся сердцем, с остановившимся взглядом. Для такой, как она, было бы гораздо естественней исчезнуть, раствориться, растаять, обратиться пеплом, да что угодно! Только не оставлять после себя здесь это холодное прекрасное тело, пугающее своей непохожестью на неё живую, оставить лишь слёзы наши, и боль мою, и память о себе прозрачной невесомой дымкой, призванной отныне застилать мой взор, с каждым днём отодвигая привычный мир всё дальше.
Я оборачиваюсь и смотрю вниз, в холодную черноту воронёных доспехов, и чувствую, как под узорчатыми панцирями человеческие сердца захлёбываются подкатывающим ужасом пред чем-то неминуемым. Они увидели, что произошло, раньше, чем я почувствовал. Странно, ведь произошло это со мной…
1
Она вздрогнула и проснулась, не успев понять, что же её напугало. То ли какой лесной шорох, то ли всё тот же сон про чёрную стрелу у неё под рёбрами и изумрудный яд, разносящийся по раскалённой крови. Рассвет ещё не наступил, но был уже близко настолько, что она ощущала в воздухе его запах, звеняще-чистый и холодный. И запах дождя, пролившегося этой ночью над сосновым бором далеко к северу отсюда. Холодает. К полудню будет снег. Надо поторапливаться.
Она выбралась из своего укрытия, застланного еловыми лапами углубления под замшелыми валунами, и, не успев распрямиться во весь рост, зашлась страшным хрипящим кашлем. На бурые листья упало несколько капель крови — иссиня-чёрной, густой, словно вулканическая лава.
Она осторожно выпрямилась, прислушиваясь к себе: после приступа сердце успокаивалось, возвращаясь к привычному ритму, но дышалось тяжело, сипло, с присвистом где-то под солнечным сплетением, там, где обычно рождается пламя. У здоровых драконов, не у неё. Она уже утратила эту способность, как сначала утратила способность летать, а затем и обращаться. Впрочем, человечий облик гораздо безопаснее драконьего, когда крылья тебе уже не служат, а путь столь не близок…
Старший Охотник стоял перед королём в полутёмной пустой зале, почтенно склонив голову, приложив в знак верности правую руку к левому плечу. Стоял так долго, что начал беспокоиться, не задремал ли король на своём убранном шкурами троне, размышляя над его, Охотника, словами?