Бухает встречный выстрел. Напарник прыгает внутрь, слышу удар, ругань. Лезу следом… Всё кончено.

— Убил?

— Зачем? Приголубил слегка прикладом, — весело отвечает напарник и переворачивает бессознательное тело сторожа на живот. И вяжет ему руки появившейся откуда-то верёвкой.

— А как это ты так быстро прибежал?

— Да что тут бежать-то? — удивляется ирландец. — Машина же еле ехала…

А-а, ну да. На первой же скорости…

Вернулись обратно уже вдвоём. Убитых в салон запихнули кое-как, и отогнали машину чуть в сторону. Оббежал галопом вокруг самолёта, проверил, не зацепили ли мы его выстрелами каким-нибудь чудом и полез в кабину. Запустили мотор, пусть прогреется. Напарник мой по сторонам головой вертит, а я в пассажирскую кабину перегнулся. Любопытно же, что это там такое на самом-то деле грузили? Совпадают ли мои догадки с действительностью?

Совпадают. Конечно же, деньги. Полагаю, кто-то решил воспользоваться обстановкой и списать на мародёров казённые средства? Обогатиться, так сказать, самым предприимчивым, но совершенно незаконным образом? А тут я… Облом…

А ведь придётся эти деньги отдавать на нужды восставших. И я махнул рукой напарнику, привлекая его внимание и приглашая тем самым лезть на пассажирское место. Устроится как-нибудь на мешках.

Дальше всё просто. Прорулили до торца поля, как раз до сторожки, там развернулись на одной ноге, разбежались и взлетели. Дальше так и пошли вдоль реки с набором высоты, проскочили над портом и потянули над проливом. Через пять минут набрали высоту чуть больше четырёх тысяч футов по прибору. Здесь же все приборы в своей системе отградуированы. Хорошо хоть помню, что один метр приблизительно к трём футам идёт. Ну, чуть больше чем к трём, но это уже мелочи. Зато теперь можно и на обратный курс разворачиваться. Как раз перед разворотом внизу кораблик обнаружил. Наверняка тот самый, который завтра будет по восставшим из пушки стрелять. Дымит чёрным дымом из трубы, коптит гарью чистое голубое небо, пакостить торопится. Часика через четыре как раз к зданию таможни и подойдёт. А у меня ни пулемёта на борту, ни бомбочек каких-либо, да ничего нет, к огромному моему сожалению.

До берега немного не долетаем и режем курс чуть к западу от города, идём над железной дорогой. Но на железке пока никакого движения, ни одного военного состава не вижу. Получается, всё подкрепление к королевским войскам только завтра прибудет… Так что у меня есть немного времени на подготовку.

А от мелькнувшей мысли взять курс на Корнуолл я отмахнулся. Не сейчас…

Петроград

В большой гостиной Остроумовых собралась почти вся семья. Впрочем, семья не такая уж и большая, присутствовали всего-то старшая из дочерей и родители. Младшую решили не привлекать к серьёзному разговору.

А разговор шёл весьма непростой, решалась дальнейшая судьба дочери.

— Лизонька, ты пойми, мы же тебе только добра желаем! Ну сколько можно себя мучить? Ты на себя в зеркало посмотри. От моей дочери лишь бледная тень осталась. Пора бы уже смириться с этой потерей. Поверь, мы разделяем с тобой эту горечь, а время лечит. Сколько можно себе сердце рвать? Оно же не железное. И если раньше ещё оставалась хоть какая-то надежда, то появившиеся в городе последние слухи эту надежду полностью убили.

— И что же это за слухи? — слабым голосом произнесла Лиза.

— В городе появились беженцы из Кёнигсберга. Так вот, они уверяют, что из Дании их вывез твой Серёжа.

— Вот! Я же говорила, что с ним всё хорошо! — Лиза выпрямилась на стуле, глаза сверкнули, щёки окрасились лихорадочным румянцем.

— Погоди, выслушай до конца. Так вот, вместе с этими беженцами в город вернулся и экипаж Сергея. Весь экипаж, кроме него самого… — Остроумов-отец внимательно посмотрел на дочь. Посмотрел и отвёл в сторону глаза, стараясь скрыть блеснувшую в них влагу.