Уже через час я сидел в пляжном баре у Пераварти, супруги Тяна, со стаканом свежего мандаринового фреша в руке.
Алкогольное побоялся — вдруг действительно это вредное, Сян ещё заругает. Разговор, по правде сказать, не клеялся. Дед Пераварти, художник, видя, как нервно я кручу стакан, спросил:
— Великолепный Чан, скажи честно — от кого ты спрятался? Опять эти… «Циановые Кулаки»?
— Да нет… Мы их вроде как разгромили.
— Да⁈ Тогда кто? Та «троица», с которой ты бился на ринге? Я твой фанат… следил по сети… уделали они тебя, конечно, знатно. Но и ты их — тоже!
— Нет. Мы с ними теперь вроде как помирились.
Пераварти усмехнулась.
— Дедушка, ты хорошо помнишь нашу с Тямом свадьбу?
— Помню! Ох, как ты, Великолепный Чан, танцевал с теми двумя красотками… Так, стоп! — до него наконец-то дошло. — От девушек, стало быть, к нам сбежал, да?
— Угу.
— Это ты правильно сделал, что ушёл. Я тебе такой совет дам, юноша… когда такое дело случалось раньше в деревнях нашего народа — воин брал лодку и уходил далеко по реке или на соседние острова в поход. В сражение. И когда возвращался — проблема сама по себе решалась! Да, вот так! С тобой оставалась только та, которой ты был нужен.
— Нет, бегство от проблемы — не выход, — твёрдо сказал я. — И я, в общем-то, выбор уже совершил. Осталось выдержать сражение с оставшимися двумя.
— Господа, по поводу сражений, — прервал наши тяжёлые раздумья Тям. — а что насчёт партейки в маджонг?
Я не отказался — притащили стол, неспешно разложили кости. Нашли четвёртого — им оказался уже знакомый мне ветеран береговой охраны. В детстве Чан, конечно же, играл с дедом и братом в маджонг, я же в прошлой жизни играл только в какие-то жуткие приложения на мобилках, которые с настоящей игрой не имеют ничего общего, кроме картинок на костях.
Поэтому правила пришлось вытягивать из памяти клещами и поначалу я не особо вдуплял, что происходит.
— По каким правилам играем? Гонконгские или сычуаньские?
— Сычуаньские, конечно.
— С цветами или без?
— С цветами.
— Чего сидишь, Великолепный Чан? Раскладывай стенку.