– Женщины боятся утра, а ты утром выглядишь прекрасно, – делая ударение на последнем слове, прошептал он. Голос спросонья был низкий, хрипловатый. – А я считал, что только в сказке женщина поутру может выглядеть лучше, чем с вечера, – подзадоривал он ее.

– Не знаю, как это произошло. Вечером, вроде лягушкой была. – Вера в испуге вертела головой, – Ты сжег мою шкуру? Получай за это. – И она укусила его за ухо, из-под век следя за ее реакцией.

– Ах, ты так! А я вот так! – Он впился в ее губы.

Но она старалась подавить его сопротивление.

– Значит, говоришь, женщины поутру? – Глаза ее сузились. – Из случайно оброненной тобой фразы явствует, что тебе пришлось видеть по утрам многих женщин? – с замиранием сердца спросила она, стараясь говорить беззаботнее.

Павел рассмеялся:

– Вера, я понимаю, что у тебя обо мне очень противоречивое мнение…

Он не договорил и прильнул к ее губам. И она потянулась к нему, как цветок тянется навстречу солнцу.

– Вера… Верочка… Моя Верочка… – прохрипел он севшим от возбуждения голосом и заключил ее в объятия так крепко, будто хотел в ней раствориться.

Как путник, утомленный длинной дорогой, он пил и никак не мог напиться. Не мог напиться ею!

– Мне все в тебе нравится, – произнес он, растягивая слова. – Все!

– Такого не бывает.

– Значит, я дурак? – Он притворно вздохнул.

– Совсем немного. – Она шутливо укусила его за мочку уха. – И это тебе нравится?

– И это нравится! – Лицо его расплылось в улыбке.

– И впрямь дурачина-простофиля.

– А тебе сгодится такой дурачина? – Его дыхание щекотало ей ухо. – Ну, хотя бы для чего-нибудь? Хотя бы на ближайшие сто лет.

– Еще как сгодится! Корыто пора поменять. Избу построить, – поддразнила она его.

– Корыто куплю. Избу уже строю.

– Любопытно на нее взглянуть.