«Отец нас убьёт».

Я представила, как забираюсь в машину: открываю дверцу отцовского пикапа и опускаюсь на скользкое кожаное сидение. Стискиваю руль влажными пальцами. Давлю на педаль. Колёса начинают вращаться, и горящая полоса заката над пустынной трассой — единственной, ведущей из города, — приближается, а красные башни, суровые статуи, бликующие свечки из стекла и бетона отражаются в зеркале заднего вида, маленькие, далёкие.

Меня бы задержали на первом же пропускном пункте. Да и водить автомобиль я не умела. Садиться за руль — преступление. В Ахароне для женщин преступление почти всё.

Мы обогнули трёхэтажный храм с крыльцом в виде бычьей головы. Я посмотрела на алеющее небо — и тут в тишине выстрелом раздалось:

— Стоять!

Я споткнулась. Раххан судорожно прижала к себе сумку. На другой стороне дороги под мерцающим фонарём стояли двое в красной форме блюстителей нравов. Патруль.

— Бежим! — крикнула сестра и толкнула меня в плечо, избавляя от оцепенения.

Туфли загрохотали по асфальту. Взорвали тишину безлюдных улиц. Поворот. Ещё один. Храм. Залитый бетоном пруд. Аллея Статуй с жуткими зрячими глазами.

«Если отец узнает…» — меня затошнило.

Оглянулась: стражи Сераписа бежали быстро, расстояние между нами стремительно сокращалось.

— Стоять! Именем Быка приказываю остановиться!

Нас догонят! Догонят! Догонят!

Жилые дома. Площадь с ненавистным столбом. Спина Раххан. Каштановые волосы, поймавшие последний луч солнца. Сестра скинула туфли и неслась босиком, оставляя на асфальте кровавые пятна. Я последовала её примеру и тоже избавилась от обуви. Иначе было не оторваться.

Если нас схватят, то что сделают? А вдруг потащат на площадь, бросят на колени и побьют палками в назидание остальным?

Быстрее, Раххан, быстрее!

Что же ты натворила?! Если попадёмся, если опозорим семью…

— К рынку! — крикнула сестра через плечо.

Я почти её догнала.

— Стойте, иначе будет хуже!

Да куда уж хуже? Отец наверняка об этом узнает…