«Что произошло вчера? Что произошло? Ты изменилась? Почему цветок завял, стоило к нему прикоснуться? Почему лампочка в ночнике взорвалась? Отец нашёл тебе жениха, а ты больше не девственница. Что ты собираешься делать?»

Раххан вязала, не обращая на меня внимания. Раскачивалась в кресле нашей покойной матери. Вперёд — скрип, назад — шуршание. На полу — клубок чёрных ниток, на коленях — паутина начатой шали.

Из верхнего ящика комода я достала спицы и опустилась на пуф у окна.

Скрип — шуршание, скрип — шуршание.

— Он может оказаться молодым и красивым.

«Это сказала я? Это мой голос такой бесцветный и тихий?»

Раххан хмыкнула, распуская петлю за петлёй: ряд не получился.

— Во время брачной ночи…

Сестра подняла взгляд. Посмотрела из-за растрёпанных волос.

Скрип — тишина. Кресло остановилось.

Я сглотнула и продолжила шёпотом:

— Ты можешь проколоть палец и испачкать простыню. Никто не поймёт.

Сестра молчала. Руки застыли в воздухе. Спицы блестели в свете, падающем от окна. Свои — я стиснула в кулаках, словно готовясь обороняться. Кресло снова пришло в движение.

— Можно что-то придумать и… — набрала в грудь воздуха и выпалила: — Что там всё-таки случилось? — и закаменела.

Раххан отложила спицы. — Помнишь, ты спрашивала, стоило ли оно того?

— И? Стоило?

Сестра сверкнула глазами:

— Нам надо в лес.

В лес, обнесённый четырёхметровой стеной и спрятанный за стальными воротами с десятью замками? Тот самый, в котором, по слухам, обитают чудовища и живёт зло? В этот лес? Ты, должно быть, шутишь, Раххан?

В дверь постучали.