Открываю глаза, но серый приглушенный свет, едва проникающий в спальню сквозь плотные шторы, заставляет зажмуриться. Чёрт! Какого лешего я вчера так напился?!

 Даю себе несколько минут, а потом через силу возвращаюсь в реальность. За окном хоть и пасмурно, но уже достаточно светло, а значит, есть вероятность, что я проспал на службу к Кшинскому. По привычке тянусь за мобильным к прикроватной тумбочке, но нащупать его не могу. Ещё бы! Дай Бог, смартфон вообще остался жив после вчерашнего... Хотя он до сих пор где-то вибрирует поблизости. Значит, живой! Побитый, всеми забытый и потерянный, но живой! Как и я.

 Знаю, что нужно ответить, а потому встаю, невольно наблюдая последствия своего сумасшествия: спал на голом матрасе, из шкафа выкинул на пол все вещи, в ванной... Вот же чёрт! Зеркало! Клянусь сам себе, что больше не пью, и лезу под кровать, где упорно сигналит телефон.

 – Да... – Мой голос звучит глухо и безжизненно. Я даже не взглянул, кто стал виновником моего пробуждения.

– Лерой! – орёт в трубку Горский, явно переживающий за меня после вчерашнего.

 Вчерашнее... Мои воспоминания обрываются на моменте летящей в стену пустой бутылки из-под коньяка. Что дальше? Как я оказался в кровати и почему лежал в ней совершенно голый, не помню. Лучше бы я забыл причину своего срыва... Но хрен мне, а не амнезия! Вчерашнее «Горько!» до сих пор набатом стучит в голове...

 – Господи, Амиров, какого рожна ты не подходил к телефону?! Смерти моей хочешь?! – надрывается Коля, не понимая, как невыносимо больно его голос разрывает мою многострадальную голову.

– Я был пьян, – отвечаю честно, продолжая окидывать взглядом устроенный мною хаос.

– Идиот! – вздыхает Горский. – Тебе же нельзя пить!

– Я справлюсь, – бормочу в ответ и плетусь в гостиную, от разрушенного вида которой у меня опускаются руки. – Она счастлива?

– Лерой! – взрывается Коля. – Да когда же ты уже поймёшь, что не сошёлся клином белый свет на моей дочери?! Когда сам начнёшь жить?! Когда?!

– Ну, сейчас дом восстановлю и попробую...

– Пробовал уже!– прерывает друг. – Хочешь совет?

– Не особо, – потираю виски, ногой расчищая осколки битой посуды.– Но тебя же не заткнуть.

– Вот именно! – рычит Горский. – Возьми выходной. Смотайся до сестры. Остынь!

– У меня обязательства перед Кшинским, – бормочу под нос, хотя понимаю, что Горский даёт дельный совет. Начни я сейчас собирать осколки – напьюсь снова: слишком многое в этом доме напоминает о Ксюше. Да и к Кшинскому в таком виде лучше не являться: эта мелкая пигалица опять начнёт таскать по всему городу, а я чертовски устал. Прерываю сердитое ворчание друга и соглашаюсь: – Да, наверно, ты прав. Съезжу.

 Возвращаюсь в спальню и кидаю самое необходимое в сумку. В этом бедламе не могу отыскать нужные вещи и забиваю на них. Наспех одевшись, вылетаю на улицу и прыгаю за руль.

 «Потом! Всё остальное – потом!»

Кшинского набираю на полпути к Москве: знаю, что будет недоволен, но не оставляю себе шанса передумать. На удивление, Петя с лёгкостью отпускает меня, даже не вникая в причины. Отлично! Два дня тишины! Сорок восемь часов в окружении единственных в этом мире близких и родных мне людей.

 Ритка крепко обнимает меня и шепчет, как скучала, как рада видеть меня, и я чувствую, что кошки на душе скребут всё меньше. В коттедже Алцыбеевых ничего не напоминает о Ксюше, а маленькая Ульяна своей непосредственной и лучезарной улыбкой и вовсе заставляет моё сердце оттаять. Она ползает по мне, представляя, что я гора, которую нужно покорить; дёргает за уши, гадая, можно сделать из меня Чебурашку или нет; воображает, что я силач из цирка и смогу носить её на руках несколько часов кряду. И пока Рита с Димой, наслаждаясь редкими минутами покоя, с умилением наблюдают за нами, я радуюсь не меньше Ульяшки, ощущая себя живым. А ещё... А ещё я до безумия хочу свою такую же «Ульяну». Чтобы кричала «папа», когда прихожу домой с работы, чтобы морщила носик при виде паровой котлеты, а потом втайне от мамы уговорила дать ей конфету из вазочки, чтобы утром прибегала ко мне в комнату и, не дожидаясь пока проснусь, включала на полную громкость мультики... Мне осточертело быть одному! Мне до безумия надоело любить в пустоту!