9 мая николин день - именины Гоголя. Узнав о приезде Лермонтова, Гоголь пожелал его видеть и говорить с поэтом, с такой силой выразившим скорбь России о Пушкине и его собственную скорбь. Он пригласил молодого поэта на именины. Здесь перед Лермонтовым развернулась картина образованного общества Москвы рубежа 30 - 40-х годов. И он сам предстал на суд ее элиты.

Лермонтов познакомился с новой московской профессурой. Значение Московского университета, как научного и культурного центра, сильно возросло с тех пор, как его оставил поэт. С 1835 года начали возвращаться из-за границы молодые ученые, посланные туда для окончания образования. Они привезли с собой веру в науку и в человека. Эти молодые профессора не просто излагали факты, но преподносили с кафедры новые истины. В Германии многие из них слушали Гегеля и его учеников. Это был тот период, когда наука перестала считать себя противоположностью жизни. Ученик Гегеля профессор Ганс, читавший в Берлине философию права, приходил на лекции не с древним фолиантом, а с последним номером парижского или лондонского журнала.

Среди новой профессуры выделялся своей одаренностью знаток Гегеля, специалист по древней истории Крюков. На его лекциях перед студентами открывался мир, полный величия и героизма. Крюков был предшественником по кафедре истории знаменитого профессора Грановского, только осенью 1839 года вернувшегося из Германии. Перед самым приездом Лермонтова он закончил свой первый курс в Московском университете и прочитал цикл публичных лекций. О нем заговорила вся просвещенная Москва.

На именинах Гоголя Лермонтов впервые столкнулся с формировавшимся на рубеже тридцатых - сороковых годов славянофильством. Основоположниками славянофильства были Хомяков и Иван Киреевский. «Ты не можешь себе вообразить, какая у этих людей философия, - писал Грановский своему другу Станкевичу. - Главные их положения: Запад сгнил и от него уже не может быть ничего; русская история испорчена Петром… вся мудрость человеческая изложена в творениях святых отцов… Их нужно только изучать: дополнять нечего: все сказано. Гегеля упрекают в неуважении к фактам. Киреевский говорит все эти вещи в прозе; Хомяков в стихах. Досадно то, что они портят студентов: вокруг них собирается много хорошей молодежи и впитывает эти «прекрасные» идеи». Мировоззрение славянофилов часто было противоречивым. Хомяков и Иван Киреевский увлекали молодежь речами о народе и его «жизненной силе». Не могла не вызывать сочувствия их вера в исключительную историческую миссию России. Привлекали они и своим резко отрицательным отношением к бюрократическому режиму Николая I.

Лермонтов ехал на именины Гоголя в приподнятом настроении. Накануне, в самый день его приезда, появилось наконец объявление о продаже «Героя нашего времени». Еще издали увидел стеклянный купол погодинского дома, возвышавшегося над зеленью садов. Под этим куполом в антресолях жил Гоголь.

Миновав длинную анфиладу парадных комнат, Лермонтов вышел на террасу. На лужайке, перед домом, в нарядном голубом фраке, слегка склонив голову набок, стоял Гоголь в толпе гостей.

Погодин, лекции которого Лермонтов когда-то с интересом слушал в университете, представил его. Поэт преподнес Гоголю свой роман. Книга была издана на веленевой бумаге, в красивой цветной обложке. Многие уже прочли объявление в «Московских ведомостях», но купить еще не успели, и книга, привезенная Лермонтовым, обратила на себя общее внимание. Но еще больший интерес вызвал сам автор. Все спешили с ним познакомиться, расспрашивали, выражали сочувствие, приглашали.

Дом Погодина на Девичьем поле (ул. Погодинская).

Дом не сохранился. Реконструкция Б. Земенкова

Ссылка увеличивала симпатию к поэту.

Общество было незнакомое, и Лермонтов обрадовался, увидев среди гостей Юрия Самарина. Он познакомился с ним в прошлый приезд в доме родственников Самарина - Оболенских, родителей будущей жены Алексея Лопухина, друга Лермонтова. Моральная чистота, тонкий аналитический ум, кипучая энергия - эти черты привлекли тогда Лермонтова к девятнадцатилетнему студенту. Теперь Самарин чувствовал себя стесненным в обществе старших по возрасту людей и также был рад молодому поэту, пленившему его при первой встрече простотой обращения и детской откровенностью. Он познакомил Лермонтова со своим другом, поэтом, Константином Аксаковым. Богатырского сложения, неуклюжий, он говорил слегка нараспев, и в его маленьких глазках светилось одновременно добродушие и упорство.

Дом А. С. Хомякова на Собачьей площадке.

Дом не сохранился. Фотография.

Константин Аксаков принадлежал к патриархальной московской семье. Дом Аксаковых на Смоленской площади был типичным «дворянским гнездом». Аксаковы отличались чисто русским московским радушием, хлебосольством, и их дом всегда был полон гостей. Все члены семьи были поклонниками таланта Гоголя. Не раз читал он у них «Мертвых душ». Сергей Тимофеевич Аксаков не смог по болезни приехать на именины. На этом торжестве присутствовал его сын, любимец Гоголя, Константин, а по его просьбе был приглашен Самарин. Хомяков был также среди гостей. Маленький, сгорбленный, с длинными всклокоченными волосами, разносторонне образованный человек - публицист, историк, философ, математик, поэт и художник. Крупный землевладелец, знаток сельского хозяйства, противник крепостного права, он летом объезжал свои деревни, а зиму проводил в Москве и был хорошо известен в московских салонах, как блестящий собеседник и спорщик. В его доме на Собачьей площадке рядом с кабинетом была небольшая узкая комната с двумя диванами вдоль стен и столом между ними, которая называлась «говорильня».

Гости все прибывали. Приехал гимназический товарищ Гоголя юрист Редкий. Он слушал в Берлине ученика Гегеля профессора Ганса, и, по мнению многих, его собственные лекции были основательнее лекций немецкого профессора. Среди гостей был исполнитель Городничего в «Ревизоре» Щепкин, поэт Баратынский, историк литературы и критик, представитель официального направления в науке, Шевырев, старый друг Погодина.

П. Я. Чаадаев. Гравюра Стейфенда.

Когда почти все были в сборе, вошел, величественно и холодно кланяясь, Чаадаев. Знакомство с ним могло компрометировать, и, несмотря на это, в его скромном кабинете на Басманной, по понедельникам, можно было встретить и московских «тузов», и важных генералов, и московских дам, приезжавших лично приглашать Чаадаева на вечера в свои салоны. В этом уважении к «сумасшедшему ротмистру» сказывалось московское фрондерство.

А. И. Тургенев. Литография Энгельмана. 1830.