Темы утверждения жизни и нравственного права человека на счастье развиваются в творчестве юного поэта, чередуясь с темами тоски и отчаяния.

Еще в конце лета с компанией молодежи он побывал в старинном монастыре в Воскресенске. Этот монастырь, построенный патриархом Никоном, был расположен в шестидесяти двух километрах от Москвы по Волоколамскому шоссе, на гористом берегу Истры, в местности исключительной красоты. Из написанного здесь лирического стихотворения образ монаха, рвущегося из монастыря на свободу, переходит в поэму «Исповедь», созданную в тот же период. В ней отстаивал поэт право человека на земное счастье. За любовь к монахине молодого инока осудили на смерть. Осудившему его монастырскому закону «отшельник молодой» противопоставляет другой, закон человеческого сердца. Он говорит пришедшему его исповедовать дряхлому седому старцу: «…под одеждой власяной //Я человек, как и другой».

Образ молодого, полного жизни монаха, занимавший воображение Лермонтова, привлек его внимание и на картине Рембрандта. Картина, под впечатлением которой написано стихотворение («На картину Рембрандта»), находилась в собрании Строгановых. Оно было в Петербурге, но часть его хранилась в Москве, в доме Строгановых на Горшечной улице, и в их подмосковных имениях. Как и другие коллекции картин и древностей, собрание Строгановых было доступно для избранных. К этим избранным, как родственник Столыпиных, относился и Лермонтов.

На картине Рембрандта изображен молодой монах в серо-коричневой рясе. Его полуопущенный капюшон бросает тень на верхнюю часть лица, оставляя ярко освещенной нижнюю. Этот характерный штрих отмечен в стихотворении Лермонтова: «Я вижу лик полуоткрытый //Означен резкою чертой…»

Глубина психологического содержания портретов Рембрандта (в то время в России его знали и любили немногие) привлекла Лермонтова. Сама живописная манера художника, с использованием всех художественных средств для раскрытия психологической сложности переживаний, была родственна Лермонтову. Под впечатлением Рембрандта написано, по-видимому, и стихотворение «Портрет» («Взгляни на этот лик…»). Со свойственной ему пытливостью, наблюдательностью юный поэт всматривается в лицо человека, изображенного на полотне. По чертам лица, по выражению глаз он хочет угадать историю его жизни, проникнуть в тайну его души. Он видит в нем романтического бунтаря, близкого по духу ему самому и его друзьям - московским юношам тридцатых годов, с их «порывами страстей и вдохновений».

В тесном кругу или у себя в комнате один, поэт предавался мечтам о будущем счастье людей. Оно рисовалось по контрасту с окружающей действительностью.

Меж них ни дружбу, ни любовь

Приличья цепи не сожмут,

И братьев праведную кровь

Они со смехом не прольют!…

Давая волю воображению, Лермонтов мечтал о земном рае, о людях будущего, подобно тому, как Гейне рисовал в стихотворении «Мир» картину золотого века, когда прекратятся войны, установится вечный мир и люди перельют мечи на плуги. Мечты Гейне переплетались в сознании юного Лермонтова с видением Блейка (1754 - 1827), поэзия которого хоть и полна единоборства света и мрака, но где все же живет греза о будущем царстве гармонии и справедливости. Так и Лермонтову представлялось, как души умерших будут смотреть на жизнь «чистейших» существ, обитающих на земле, с завистью и тоской. В этом будет их казнь:

…за целые века

Злодейств, кипевших под луной.

Глава IV

«СТУДЕНТЫ - БРАТЬЯ»

Мocковский университет, кипучую жизнь в его стенах Лермонтов хорошо запомнил, хотя пробыл там меньше двух лет. В сентябре 1830 года началась холера, и занятий не было. Они начались лишь в январе 1831 года. «Бывало, только восемь бьет часов, //По мостовой валит народ ученый», - писал Лермонтов в поэме «Сашка». Московские студенты - самая передовая часть подрастающего поколения тридцатых годов. Одновременно с Лермонтовым в Московском университете учились Герцен и Белинский.

Постоянная тревога духа, эмоциональная взволнованность в сочетании с напряженностью умственных исканий - характерные особенности этой молодежи. Белинский называл свое время веком размышления. «Мы беспрестанно останавливаемся, - писал Герцен, - и думаем, думаем…»

Московский университет.