– Черт его знает. Вояк-то у нас мало. Так-то нас больше, да только наваляют они нам при любом раскладе, нам даже десяток раненых дополнительно – уже совсем невпротык! Вынесут они нам пол-отряда – куда деваться будем? – толково обрисовал ситуацию Леха, и Семенов с ним согласился. Тем более что вполне могли быть эти гансы еще просто разведкой, прибывшей глянуть – кто это тут поезда забижает. Выяснят, где лагерь, – и потом накроют большей силой, перекрыв пути отхода. Проще пареной репы это, отряд уже хозяйством оброс, малоподвижным стал. Как ни кинь – все клин! Получалось, что единственный выход – перехитрить немцев, «передумать» их. Нет, ерохвостом сняголовым[174] красноармеец не был, просто иначе как-то облапошить врага не выходило. И значит, чтоб придумать что толковое – надо всей мозгой так задуматься, чтоб череп затрещал!

– Так что делать-то? – сбил с мысли Леха.

– Погодь, не гони корзину. Для начала надо бы глянуть, куда немцы направились: может, они у «железки» покрутятся-покрутятся, да и обратно подадутся.

– Вот здорово; мы, значит, вылезем и давай как сова пыриться?

– Не, мы аккуратненько, тишком-молчком.

Потомок тяжело вздохнул.

– Возьмут они нас за химо! Это ты умеешь тихо лазить, а от меня треску, как от трех коров слепых, – самокритично заметил Леха.

– Значит, будешь больше сидеть, а мне потом сахаром возместишь, – серьезно ответил боец.

Потомок опять тяжело вздохнул.

А потом пришлось поднапрячься. Двигался Семенов быстро и тихо, и у Лехи все силы уходили, чтобы не шуметь очень уж громко и не потеряться, безнадежно отстав. Хорошо еще, что громоздкую бутыль красноармеец рачительно припрятал в яме с водой, замаскировав ее так, что теперь Леха черта лысого это место нашел бы вообще. Да еще и по лесу долго перли. Когда оттоптал себе ноги окончательно, боец беззвучно показал ему: «Ляг и замри», – а сам аккуратно шмыгнул дальше. То ли показалось Лехе, то ли и впрямь пахнуло гарью и углем. К «железке», что ли, вышли? Впрочем, замер он добросовестно и слушал тщательно, но, кроме обычных шумов лесных, ничего не отметил.

Пришлось таиться долго, пока наконец не услышал чуточку другой шорох – и впрямь скоро появился озадаченный Семенов.

– Ну как? – не удержался потомок.

– Все еще хуже, – огорченным шепотом ответил Семенов.

– Не нашел?

– Нашел, чего не найти. Собачка у них подбрехивает время от времени, вот и слышно. Хотя идут грамотно – ясно, что лесовики.

– То-то лесовики, а тебя не заметили, – усомнился Леха.

– Я им не кабан и не лось. Гляделка у них еще не отросла, меня замечать.

– И что плохо?

– Идут они на лагерь, только не на наш, а к беженцам. А там бабы, дети да раненый Половченя, который мужик, конечно, геройский и живым не дастся, но своим наганом ни черта он сделать не сможет. И еще не то чтобы бегать, а ходить толком не может. И возьмут их там всех ни за грош, а вовсе даром. Я-то попытался у них дорожку табаком просыпать, может, собака нюх потеряет, тогда нам время будет подготовиться. Давай, пошли ходом, нам надо перед ними выйти.

– Табак-то у тебя откуда? Ты ж не куришь?