В череде непрерывных и многоплановых интриг, побед и поражений интерес всегда вызывают судьбы отдельных людей, выполнявших нелегальные миссии под тем или иным прикрытием. Расскажем одну из историй.
Граф Андрей Кириллович Разумовский, светский красавец, вхожий в круг наследника российского престола Павла Петровича, несколько суток не спал. Его любимая женщина мучилась тяжелейшими родами. За роженицей следили лучшие европейские врачи, но… ничего не предпринимали. Ребенок умер в утробе матери, а следом, 15 апреля 1776 года, в страшных мучениях покинула этот мир и сама роженица, великая княгиня Наталья Алексеевна Романова, до крещения в православии — принцесса Вильгельмина Гессен-Дармштадтская, первая супруга великого князя Павла Петровича, которому еще только предстояло стать императором.
Узнав о ее смерти, граф заперся у себя, однако его уединение прервал шевалье де Корберон, который впоследствии записал в своем дневнике (и в письме к своему брату от 26 апреля 1776 года): «Как только граф Андрей меня увидел, так зарыдал, причем и я не мог удержаться от слез. “Ах, какой ужас, какой ужас, — воскликнул он. — Мой друг, кого мы потеряли!.. Она сама всех утешала, и так как я всегда имел честь пользоваться ее вниманием, то мне последнему она сказала: “Мы с вами увидимся когда-нибудь, мы созданы для того, чтобы увидеться”».
Государыня никаких добрых чувств к невестке не испытывала и с самого начала готова была подозревать в чем угодно. «Разведка донесла», что ребенок, который должен был родиться, не обязательно от ее сына. Поэтому сердце Екатерины не дрогнуло: она предпочла избавиться от «спорного» ребенка, чем допустить появления «байстрюка». Поэтому она не разрешила помогать при родах.
Уже через несколько минут после смерти великой княгини государыня вошла в покои Вильгельмины и тщательно обыскала все ящички. Величайшая интриганка столетия, она безусловно нашла то, что искала: в одном из секретных ящичков лежала аккуратная стопка писем, перевязанная цветной лентой. Это была любовная переписка великой княгини и графа Андрея Разумовского.
Они были очень похожи друг на друга, как брат и сестра, — молодой морской офицер граф Андрей Разумовский, герой Чесменского боя, командир личного фрегата самой императрицы, и пассажирка его корабля, путешествующая в Кронштадт в сопровождении военной эскадры, — гессенская принцесса Вильгельмина, невеста сына Екатерины.
Возможно, это была страстная любовь, вспыхнувшая с первого взгляда, возможно, между молодыми людьми ничего и не было, и ребенок, который так и не родился, действительно был от Павла, но это путешествие с платоническим или плотским секретом сыграло свою роль в будущей истории Российской империи.
Переписка стала роковой для всех участников треугольника, ведь в историю Павел I вошел как человек крайне подозрительный, непоследовательный в отношениях и очень ревнивый.
Почившая великая княгиня не удостоилась положенного по статусу ритуала прощания. Тело несчастной в закрытом гробу ночью перевезли в Александро-Невскую лавру в обычной карете и похоронили в усыпальнице Благовещенской церкви. А возлюбленный Вильгельмины, граф Разумовский, тут же получил строгое предписание отбыть в Ревель и не показываться при дворе под страхом жестокого наказания. Но… Это трагическое событие стало началом карьеры графа на закулисной дипломатической арене. У него еще будут романы, однако не «сердечные», как с Вильгельминой, а «по необходимости», в осуществление интересов внешней политики России.
Разумовский никому и никогда не позволял унижать себя. Однажды, будучи вызванным на допрос с пристрастием к всесильному руководителю Тайной канцелярии Шешковскому, он исхитрился посадить на пыточное кресло самого Шешковского. Подчиненные от души пороли пятую точку хозяина, не подозревая, кого истязают, а Разумовский спокойно забрал свидетельствующие против него бумаги со стола и покинул здание. Другого бы сгноили, но Екатерина была в полном восторге от выходки молодого графа, с которым связывала одну из своих задумок: Разумовский должен был тайно договориться о размещении русского военного флота в удобных с геополитической и военно-стратегической позиций гаванях Апеннинского полуострова.
Россия в ту пору не имела постоянных дипломатических отношений с маленькими итальянскими государствами, и практичная Екатерина решила наладить их. В 1777 году она откомандировала 25-летнего графа Андрея Разумовского на должность «чрезвычайного посланника при дворе короля Неаполя Фердинанда IV в ранге министра с полной мочью». Это был высокий дипломатический статус, но и задача перед молодым графом стояла ответственная.
«Шалунишка Андрэ», как снисходительно именовала Разумовского Екатерина, по ее многоходовому плану должен был влюбить в себя королеву Неаполя Марию-Каролину, которая, к слову, была дочерью австрийской императрицы Марии-Терезии и императора Франца I, и уже через нее добиваться желаемого. Все бы ничего, но из-за сложностей с соблюдением дипломатического протокола Разумовский на целых два года застрял в Вене. Дипломатическая сложность состояла в том, что в Неаполе не могли найти подходящую кандидатуру на должность полномочного посла при дворе Санкт-Петербурга. Но граф Разумовский, продолжая свою нелегальную миссию, и в Вене прославился. Чем? Романами конечно! Романы заводились не просто так, а с далеко идущими «государственными» целями.
На одном из светских приемов Разумовский и вовсе шокировал публику. Ему задали вопрос:
— Какую роль вы намерены играть в Неаполе?
— Я буду там царствовать! — заявил граф.
О его дерзком ответе было немедленно доложено королю Неаполя Фердинанду IV, но тот лишь посмеялся, расценив это как шутку. За обедом он пересказал «шутку» своей жене Марии-Каролине, и она, еще не зная Разумовского, была заинтригована, на что, собственно, и рассчитывал молодой человек. Политический крючочек был проглочен.
Высший свет в чопорной Вене обычно не принимал в свой круг чужаков, тем более иностранцев, и тем более русских. Но Разумовский, как говорится, пришелся ко двору. Он прекрасно изъяснялся на двух языках, тонко чувствовал музыку, разбирался в поэзии и — чего не отнять — был очень хорош собой. Его личному гардеробу мог бы позавидовать любой венский щеголь. Одних только камзольных жилетов у него было с сотню, и менялись они порой по нескольку раз на дню. Молодые дамы и дамы постарше томно вздыхали о красавчике, и для него, по сути, были открыты любые политические двери.
В один из дней Разумовский был приглашен к графине фон Тун-Гогенштауфен, чей салон считался одним из самых блистательных в Вене. Здесь собирались самые известные люди Европы, люди с высоким положением и со связями. Именно благодаря связям графиня устроила Франца Йозефа Гайдна придворным капельмейстером к венгерскому графу Эстерхази, но если бы только это! Моцарт посвятил ей свою «Линцскую симфонию», а Бетховен — трио для фортепиано, скрипки и виолончели… Она была восхитительная женщина! И она никогда не отказывала себе завести мимолетный флирт с интересными для нее мужчинами. Не стал исключением и Разумовский. Они много говорили о музыке (Разумовский прекрасно играл на скрипке), графиня познакомила его со всеми именитыми композиторами того времени, но он мечтал о совсем другом знакомстве: ему нужно было выйти на Марию-Каролину, выполнив тем самым «конфиденциальное» геополитическое поручение Екатерины.
В Вене знакомство не состоялось, но почва была подготовлена. Когда наконец все формальности были улажены и неаполитанский посланник отбыл в столицу Российской империи, Разумовского уже с нетерпением ждали в Неаполе. И больше всех его ждала неаполитанская королева Мария-Каролина — не терпелось лично познакомиться с человеком, о котором она столько была наслышана.
Многоопытный женский обольститель, «шалунишка Андрэ» выбрал верную тактику: он пустил слух в среде неаполитанских придворных, что «не понимает прелестей королевы, которыми все так восторгаются». Слух дошел до прекрасных ушек, и очень быстро Разумовский оказался в монаршей постели. Мария-Каролина сама соблазнила его, ему и делать ничего не пришлось, а уже через месяц их романтических отношений у России появилось то, что ей было столь необходимо — надежные якорные стоянки для военного флота в Неаполитанском заливе, должное политическое сопровождение и благоприятствование неаполитанского двора.