— Нет, скончалась недавно. Обычно стреляла Она.
— Как?
— Как? — Он задумался. — Всегда сражала с первого выстрела. Пусть и по-женски, но точно. И неожиданно. Есть специфические женские приемы.
— Не понял.
— А не надо понимать. Разве ваш друг не предупредил, что не надо расспросов? Хотя, наверное, теперь уже можно. Оружие — в женской сумочке. Лезла за платком — и наповал.
— И много предателей вы вдвоем уничтожили?
— Руководство ставило задачу, и нам работы хватало. После войны столько нечисти развелось.
— Это называлось «чистильщик»?
— Чистильщики ботинки чистят, — обиделся Он. — Мы — ликвидаторы. Работало несколько пар. Молодыми были, жена еще моложе, чем я, но все с хваткой, с крепкими нервами. Обычно старались так, чтобы тело не отыскали. Или по крайней мере нашли не сразу. Встречи назначались около водоемов. Труп в мешок, груз к ногам, и точка.
— Вы из внешней разведки?
— Вы не поняли? У каждого свое. У них было свое, у нас — свое. Не было никакой политики, указаний Сталина — Берии и культа личности. Уничтожали сбежавших вражин, бывших своих. Я на просьбу рассказать согласился, потому что друг ваш — человек очень хороший. Но на этом и хватит. Тем более что лет через семь-восемь после войны группы наши расформировали. И мы с женой вообще все это забыли. Освоили мирные профессии. — Он опять усмехнулся.
— Чем-то награждены?
— Зачем об этом? В войну получил больше. Но скоро ухожу. Болею, — пояснил Он. — С пионерами не встречался, в советах ветеранов не состою, второй раз в жизни об этом рассказываю. И в последний. Точно, — вздохнул Он. И вдруг спросил так, как спрашивают друг друга только профессиональные переводчики: «У вас первый язык — какой?»
— Английский.
— У жены — тоже. А у меня — другой. — И тут Он не выдал подробностей.
Мы расстались. Позже мой старший друг рассказал, что болезнь Ликвидатора была неизлечима и скоротечна. Когда я решился все же спросить о званиях и наградах Ликвидатора, познакомивший нас пояснил, что был Он в те послевоенные годы, кажется, старшим лейтенантом или капитаном.
Первый предатель
Считается, будто первым предателем из разведки стал один из удачливых сотрудников Иностранного отдела ОГПУ Георгий Агабеков. Прихватив кассу нелегальной резидентуры в Стамбуле, он обратился в 1929 году к англичанам с просьбой о политическом убежище. Говорят, это только теперь предатели выдают себя за борцов с режимом и несогласных с властью. Ничего подобного. Оправдание старо, очень старо, как сам мир разведки. Агабеков выступал разоблачителем советской власти, писал книги, где раскрывал всех известных ему разведчиков и агентов. Охота за ним шла больше восьми-девяти лет. Его пыталась уничтожить группа знаменитого впоследствии разведчика Якова Серебрянского, имевшая право проводить операции по уничтожению на чужой территории. Гонялись за Агабековым по всей Европе, расставляли хитрые ловушки, заманивали, но больно был он опытен, хитер, да к тому же и везуч. И все же был убит в 1938 году советским нелегалом, работавшим во Франции. Использовали тягу приговоренного к расстрелу Агабекова к деньгам, заманили его на какую-то квартиру и тот пришел-таки туда. Бытует теория, что тело его сбросили в пропасть. И это неправда.
А первым на путь предательства встал в 1924 году бывший царский офицер Андрей Смирнов, довольно долго проживший на нелегальном положении в Финляндии. После расстрела в СССР своего брата объявил себя политическим беженцем. И на него, к смерти приговоренного, шла охота. Смирнов понял, что в Европе он обречен, и рванул в Бразилию. Относительно его судьбы существует две версии. Первая: умер собственной смертью. Вторая: был все-таки найден и уничтожен.
Первая ликвидация