Но — дальше. Вот и богини пошли.

«В Печерах-пауле, на реке Конде, известна покровительница женщин — Чагва-Еква, идол в виде женщины. Она помещается в старой необитаемой юрте, при ней два короба приношений — серебра и меди.

Там же на Конде известна еще другая почитаемая старуха — Ной, тоже покровительница женщин и лечительница их.

В Ямнель-пауле есть старик Уй-Хурн, в виде медведя. Он хранится в амбаре вместе с серебряной бабой как покровительницей всех родов вогулов».

А дальше следует важное дополнение к рассказу об этом идоле, записанному в 1900-х годах.

«Эту серебряную бабу, находящуюся в Ямнельском пауле, нам привелось видеть лично, нарочно отправившись туда, чтобы посмотреть это известное божество, почитаемое на всем этом Дальнем Севере.

Мы нашли его в юрте вогула, живущего в самых недоступных местах вершин реки Конды, куда можно пробраться только весною на лодке в самое половодье. Там всего один житель, на обязанности которого хра нить это почитаемое божество всего Севера. Он с трудом показал идола, захваченный нами врасплох, неожиданно.

Баба оказалась действительно сделанной из серебра, в виде маленькой, с четверть величины, голой женской фигурки. Она хранится в переднем углу его одинокой юрты за занавескою. В особом ящичке, предназначенном для жертв, скопилась порядочная кучка серебряных монет и вещиц, видимо, старинной выделки — тарелочки, ковшички, стаканчики.

Вогул-хранитель сообщил нам, что она также принимает охотно в жертву и шелковые вещи, и парчу, и золото. Он, кажется, не простит себе до смерти то, что решился показать ее нам, так как этого не простят ему его сородичи. Но мы успокоили его, что никому об этом не скажем.

Даже отправляясь на свои промыслы, он носит идола в лосином ухе за плечами. Так строго сторожит он ее потому, что она уже раз была украдена одним неверующим вогулом и продана священнику в село Сатыга, откуда ее выкупили только за большую сумму.

По словам вогула — это подлинная серебряная баба, когда-то почитаемая на реке Каме (кондинской) еще их сородичами, и которая была унесена сюда после того, как Уральский хребет был занят русскими».

А, думаете, нет таких идолов у хантов? Тоже есть. Описав хантейского покровителя рыболовства «Осетра» — чучело старика, сохраняемое в лесном амбарчике где-то около Обдорска, «Чохол-Онза» и других божков, Носилов представляет далее и богинь.

«Точно так же остяками почитается баба, по одним словам, сделанная из серебра, а по другим — из золота, в виде нагой женщины, только уже одетой в шелка, парчу и дорогие меха. Она тоже покровительствует рыбному промыслу, и остяки бросают ей в воду против мыса (на реке Оби), где она находится, серебряные деньги каждый раз, когда огибают его, отправляясь на рыбный промысел.

Суеверие это перешло и к тамошним русским рыбакам. Мне однажды указывали очень богатого рыбопромышленника, который, огибая этот священный мыс на своем судне, бросил в воду даже свой дорогой золотой перстень».

Еще Золотая Баба?.. Да и не одна!

«Около Оксарковских юрт, что ниже Обдорска, меня уверяли, что у одного остяка-рыболова до настоящего времени сохраняется Золотая Баба, с четверть величины. Первоначально она была на Печоре, но когда Стефан Великопермский стал там крестить зырян, ее перенесли сюда на сохранение. Здесь она тайно и хранится поныне как покровительница инородцев. Судя по описанию видевших ее остяков, она в точности — и по размерам и по фигуре — походит на ту серебряную бабу, которую я видел в Ямнельских юртах, в вершине Конды. Вероятно, она вылита по одному и тому же образцу.

Что касается подобных отливок, то они охотно исполняются даже русскими рыбаками, торгующими в этом краю. Отчасти они и сами веруют в эти божества, а отчасти прикидываются такими, чтобы пользоваться доверием остяков и сбывать им подобные изделия, привозимые из Ирбита или даже из Москвы. Какого угодно шайтана сделают вам кустари Тюмени и Тобольска, издавна исполнявшие всевозможные заказы русских рыбаков на серебряные украшения, предназначенные для выгодной перепродажи инородцам».

Прикину пока для себя самое главное. Во-первых, что Золотая Баба в то время была уже не одна. Их было по крайней мере три — в верховьях Полуя, «на Оби против мыса» и около Оксарковских юрт, ниже Обдорска. Во-вторых, что эти Золотые Бабы имели отнюдь не великанские размеры, а были величиной всего лишь «с локоть» (фут, четверть), точно соответствуя своей копии — Серебряной Бабе. И, в-третьих, что прежнего почета, описанного в старых книгах, она уже не имела: нет для нее богатых кумирен, не несут ей баснословных даров, добраться до нее можно запросто — нет при ней сверхбдительных стражей с оружием, нетрудно даже выкрасть ее.

Нет, не тот почет, не та слава, не то значение стало у Золотой Бабы. «Не тот коленкор», как говаривал мой отец.

И не потому, что, скажем, исчез идол, с которого остались лишь копии — для язычников это большого значения не имело, они могли и не знать о подмене оригинала копией. А потому, что, как говорит энциклопедия, если «изменились условия жизни общества», то изменились и «религиозные взгляды и соответствующие им учреждения».