— Я шел пешком, сэр, потому что не имею денег; но, уверяю вас, я не думал нанести вам оскорбление. Просто я пришел сюда просить вашего совета и поддержки — и не потому, что вы важное лицо и ваша аллея, ведущая к дому, длинна на мою беду, но потому лишь, что вы один из моих попечителей.

— Ваших попечителей, сэр?! — воскликнул отец, пресекая эту речь. — Ваших попечителей?..

— Простите, сэр, — произнес он вполне спокойно, — я имел в виду попечительство согласно завещанию моей покойной матери.

— И что же, позвольте спросить, — проговорил отец, — вы хотите получить в качестве совета от одного из попечителей согласно завещанию?

Руперт сильно покраснел и собирался надерзить — я видел это по выражению его лица, — но вовремя остановился и произнес тем же мягким тоном:

— Я хотел бы получить ваш совет, сэр, в отношении того, как наилучшим образом осуществить нечто, что я желаю осуществить, но, будучи несовершеннолетним, не имею возможности осуществить самостоятельно. Это должно быть сделано через посредство попечителей согласно завещанию.

— И в чем вы добиваетесь поддержки? — поинтересовался отец, опуская руку в карман. Мне известно значение этого жеста по опыту моих обращений к отцу.

— Поддержка, в которой я нуждаюсь, — сделавшись пунцовым, проговорил Руперт, — поддержка от моих… от попечителей касается того, что мне хочется осуществить.

— И что же это? — спросил отец.

— Мне бы хотелось, сэр, передать моей тете Джанет…

Отец, явно не забывший мою остроту, перебил его:

— Мисс Мактресни?

Руперт побагровел, а я отвернулся: мне не хотелось, чтобы он видел мою ухмылку. Он спокойно продолжил:

— Макелпи, сэр! Мисс Джанет Макелпи, моей тете, которая всегда была добра ко мне и которую любила моя мать… Я хочу передать ей деньги, завещанные мне покойной матерью.

Отец вряд ли желал, чтобы дело принимало столь серьезный оборот, а он видел, что в глазах Руперта блестели пока не пролившиеся слезы, и поэтому, немного помолчав, произнес с наигранным, как я знал, возмущением:

— Неужели вы так быстро позабыли о своей матери, Руперт, что хотите освободиться от ее последнего дара, предназначенного вам?

Руперт, в то время сидевший, вскочил и встал напротив отца, сжав кулаки. Теперь он был совершенно бел, а глаза его горели таким огнем, что я опасался, как бы он не причинил вреда моему отцу. Руперт заговорил не своим голосом — слишком сильным и низким для него.

— Сэр! — проревел он.

Наверное, будь я писателем — кем, благодарение Богу, не являюсь, ведь у меня нет нужды предаваться этому низкому занятию, — я бы употребил слово «прогрохотал»: слово «прогрохотал» длиннее, чем «проревел», и, разумеется, скорее принесет автору пенни, который он получает за строку.

Мой отец тоже побледнел и стоял, не шелохнувшись. Руперт смотрел на него в упор с полминуты — тогда мне казалось, намного дольше, — но вдруг улыбнулся и, вновь садясь, сказал: