— Примерно без двадцати девять, — едва слышно произнес Кевин.
— Когда-когда? Говори громче, Христа ради!
— Примерно без двадцати девять.
Лицо у Келли сделалось каменным, и он произнес со всем сарказмом, на который только был способен:
— Чего бы ты, сынок, хотел к Рождеству? Может, часы «Роллекс» или этот траханный Биг-Бен,[10] чтобы повесить его на шею? А? Малышка ждет тебя в такой холод целых сорок минут, а ты где-то шляешься?
И, швырнув на пол бокал с недопитым бренди, Келли так хватил молодого человека кулаком по уху, что тот с кресла свалился.
— Ах ты сутенер паршивый! Из-за тебя, подонок, моя Мэнди, может быть, уже мертва! Моли Бога, чтобы я нашел свою дочку, не то можешь считать себя мертвецом!
Кевин рукой вытирал нос, из которого текло, и дрожал от страха.
— Д-да! Я сожалею…
— Ах ты сожалеешь, да?! Ты неделями гонял на машине моей Мэнди! Мне, парень, все известно! Я нанял людей, за тобой следят. Уверен, ты кое-что обо мне слышал, о моем бизнесе в Уэст-Энде, о тяжеловозах, которые работают на меня. Так вот, вспомни все, что слышал, помножь на десять, и получишь весьма слабое представление о том, с кем имеешь дело! Я такое с тобой сотворю, что в сравнении со мной сам Крестный отец тебе покажется Красной Шапочкой! Запомни это! Хорошенько запомни! Если хоть волос упадет с головы моей Мэнди — повторяю, хоть один, — ты у меня станешь мертвее египетской мумии. Усек?
Ярость исказила лицо Келли. На душе было муторно, как в тот день, когда не стало Рене. Похоже, история повторяется!
Рене погибла, возвращаясь домой из Уэст-Хэма[11] от своей матери. Она тогда опаздывала часа на два, если не больше, и он почуял неладное. На ее любимую машину «майни», которую она прозвала «Язоном»,[12] наехал грузовик, и от машины ничего не осталось. Это произошло на шоссе А13, возле ресторана «Генри Форд». С Мэнди ничего подобного не могло случиться, на ее машине катался этот подонок!
Келли подошел к телефону, снял трубку, набрал номер и оглянулся на Кевина, который уже поднялся с пола, сидел в кресле и плакал.
Сказать кому-то, так не поверят. Патрик Келли, сам Патрик Келли, гроза Лондона, и вдруг звонит… Кому бы вы думали? Легавым!
Кэйт и Лиззи наряжали елку, оставалось повесить всего несколько игрушек. Старую добрую фею Лиззи пристроила на самую верхушку — она сама ее сделала, когда ей было пять лет, и с тех пор картонная фея, украшенная обрывками тесьмы, неизменно венчала их рождественское деревце.
— До чего красиво! — вспомнив об этом, сказала Кэйт.
Лиззи отошла немного назад, чтобы полюбоваться своей работой.
— Что ж, неплохо. В этом году, мам, я, как никогда, жду Рождество.
— Я тоже, дорогая.
Не успела она это сказать, как в парадную дверь забарабанили. Лиззи побежала в прихожую и тотчас же оттуда донеслись восторженные вопли. Кэйт прикрыла глаза. Соблаговолил вернуться блудный отец, все, как всегда! В комнате появилась мать Кэйт и удивленно вскинула брови.