– Телониус, – сказал Корнелий, – о чем вы? Какой передатчик?
– Сингулярность, – сказал Червоточин. – Внутри Юпитера, как внутри любой звезды, сингулярность, Корнелий. Именно ее имеет в виду наш дорогой Телониус. Сингулярность, пульсирующая в такт передаваемой информации. Собственно, ее пульсация и есть информация. Вот что вам хочет открыть Телониус. А эти ламинарии – лишь случайные создания, оказавшиеся вблизи источника. Источника информации, предназначенной для… в общем, предназначенной отнюдь не им.
– Так вот в чем дело… – самому себе сказал Корнелий. – Вот что держало вас на Амальтее… не сингулярности вы изучали…
– Помните наш разговор о принципе единственности разумной жизни в мироздании? Каждая цивилизация завершает существование передачей накопленного знания… Благовести, как я кратко это называю, другой цивилизации, цивилизации-наследнице. Возможно, триллионы лет тому назад этот процесс был случайным, эстафета благовести прерывалась, информация терялась, рассеивалась, но потом был создан механизм, он гарантировал смерть-цивилизации сохранение накопленного за миллионы лет своего существования. Цивилизации смертны, Корнелий, длительность их жизни несравнима с существованием космических объектов – звезд, планет. И чтобы обеспечить восхождение разума по спирали развития, каждая новорожденная цивилизация не должна начинать на пустом месте. Это как икринка, из нее появляется головастик. А сама икринка – запас пищи, обеспечивающий его развитие до взрослой особи.
– Глас Господа… – сказал Корнелий. – Вы об этом, Червоточин? Хотите сказать, что на начальном этапе развитие человечества управлялось извне программой, составленной неведомыми нам смерть-цивилизациями, и эту программу вы называете благовестью. Так?
– Вы быстро уловили суть дела, – сказал Червоточин. – Это делает вам честь. В отличие от тех умников, кто отказался принимать мою гипотезу формирования Большого Красного Пятна… Да и само название – Юпитер – разве не символично? Не находите? Вы знакомы с мифологией?
– Господи, не ведают они, что творят… – тихо сказал Корнелий. – Не ведают, и ведать не хотят…
– И чего же я не ведаю, комиссар? Что скрыто от моего взора?
– То, что происходит вокруг вас, Червоточин… Возомнили себя творцом, богом? Да как угодно! Каждый имеет право на сумасшествие… Но знаете ли вы, Червоточин, в чем коренное различие бога и человека?
Червоточин деланно всплеснул руками, но с такой силой, что ладони проникли друг в друга, руки слились в единое целое, отчего он вдруг стал похож на огромную амебу или, вернее, на живую демонстрацию задачки из учебника по высшей топологии.
– Неужто вам, Корнелий, это открыто? Впрочем, о чем я? Почему комиссару по братству не иметь прямого канала связи с высшим существом?
– Бог творит из ничего, а человек не обладает такой способностью, Червоточин. Человек не может творить из пустоты, из нуля, из абсолюта, что, кстати, доказывает ваша гипотеза благовести. Человеку нужен исходный материал… Даже добро он творит из зла, потому что его больше не из чего сотворить. И вам, возомнившему себя Господом, требуется исходный материал для создания грандиозной иллюзии, туда вы всех нас погрузили, включая и себя самого!
– И какой же материал я, по вашему уверению, использовал? Позвольте поинтересоваться.
– В том числе и мой. – Корнелий поднес указательный палец к виску. – Мое увлечение древней научной фантастикой вас столь потешало. А большая часть того, что я наблюдаю вокруг со своего прибытия на Амальтею, взята именно оттуда. Я могу указать цитаты, Червоточин. Ведь именно так и должно поступать при написании научных работ? Точно указывать, что данное утверждение – цитата, и скрупулезно делать ссылки на первоисточник – автора, название, страницу. Но вы, взявшись творить собственный мир, не озаботились подобной мелочью – имена Стругацких, Лема, Кларка и других фантастов для вас ничего не значат! Свой мир вы сотворили из обломков их воображаемых миров. Хотите знать, откуда вы извлекли идею падения «Тахмасиба» на Юпитер? А идею Гласа Господа? Я сомневаюсь, что и теория червоточин разработана вами. Возможно, и ее вы позаимствовали…
Корнелий не успел закончить. Слитые воедино руки Червоточина внезапно вытянулись, раскрылись хищным зевом. Создалось впечатление, что к комиссару рвануло жуткое чудище – безглазое, но зубастое. Из разинутой пасти также внезапно, на грани восприятия вырвалась еще одна пасть, поменьше, и проломила грудную часть демпфер-скафа.
Книга X. Вода Большого канала
1. Большой канал
Посадка получилась жесткой. Ее даже и посадкой нельзя назвать – последние сотни метров они падали, так как ионные движители сдохли окончательно, и лишь система стабилизации поддерживала планетолет в вертикальном положении. Впрочем, и она давала ощутимые сбои. При сближении с тяготеющей массой возникает осевая раскачка корабля. И Телониусу приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы компенсировать ее. Если бы не помощь Ариадны, вряд ли удалось установить планетолет вертикально, условно вертикально, конечно.
Больше всего Телониус опасался насадиться дюзой на кальгоспору, а их здесь, в экваториальной зоне, особенно много. В некоторых областях планетоида они образовывали непроходимый частокол, густо усеивая поверхность ледяными пиками. Однако имевшаяся на борту лоция предупреждала о столь необычном феномене, присущем лишь Европе, и в зоне аварийной посадки отмечала их умеренное количество.
Когда выбросы пара рассеялись, обнаружился крен – достаточный, чтобы ощутить неудобство от поверхностей, которым следовало оставаться вертикальными и горизонтальными, но пренебрежимый для живучести корабля. Телониус попытался выровнять планетолет выдвижными опорами, но, судя по всему, они оказались повреждены.