Бенедикт стал думать: как подмочь брату. Правда, у него брата не было, и думать было несподручно. Представлялся кто-то докучный, долговязый: сидит будто на тубарете и нудит: «Бра-а-ат… Помога-а-ай… Помога-а-ай, бра-а-ат…» И не захочешь, а по шее дашь.

— Может, постеречь чего? Пока он там ходит?

— Ага. Вот и стой столбом до вечера. А он тем временем — по бабам.

Бенедикт рассердился на брата: вот ведь стервец! Что же ему надо-то?

— Сдаешься, — покачал головкой Тесть. — Ну ладно. Вот давай мы с тобой так рассудим. Ты репу садил?

— Садил.

— Садил. Хорошо. Стало быть, технику знаешь: посадишь репу и ждешь. Ждешь ты, скажем, репу, — а не знам чего вырастет. Половина — репа, половина — сорная трава. Ты траву полол?

— Полол.

— Ладно. Значит, знаешь. Что ж тебе и объяснять. Ежели репу вовремя не прополешь — все поле сорняком зарастет. А репа-то сквозь сорняк и не пробьется. А? И кормить нечем, и сторожить нечего. Так-то!

— Верно, — признал Бенедикт.

— А еще бы не верно. Теперь следи. «Репку» читал? Переписывал?

— Сказку? Читал: посадил дед репку, выросла репка большая-пребольшая.

— Но. Только это не сказка. А притча.

— Что значит притча?

— Притча есть руководящее указание в облегченной для народа форме.

— И чего ж тут указано? — удивился Бенедикт.

— А вот плохо ты читал! Тянет дед репку, а вытянуть не может. Позвал бабку. Тянут-потянут, вытянуть не могут. Еще других позвали. Без толку. Позвали мышку, — и вытянули репку. Как сие понимать? А так и понимать, что без мыши — никуда. Мышь — наша опора!

А ведь верно! Вот как Тесть объяснил, — так все сразу понятно стало, все и сошлось. Большого ума человек.

— Так что в обчем и целом, — заключил Тесть, — картина у нас выходит такая: коллектив опирается на мышь, как есть она краеугольный камень нашего счастливого бытия. Это я тебе излагаю обчественную науку, не верти головой. И опершись таким манером, тянет что может. Репу — хорошо, а нет репы, — так хвощ, али ржавь на худой конец.

— Это точно. Верно говорите. У меня о прошлом годе всю ржавь из чулана стянули! Я пришел, — двери настежь, все вынесли!