”…что с тобой сделали…”, “…скоро освободимся…”, “…а как ты…”

Центурион продолжал наблюдать метморфозы живого факела. Обнажались кости, сгорали выступившие наружу внутренности, вскрывались суставы и крупные полости черепа и рёбер. Огонь охватил нижние конечности и пожирал пальцы на ступнях. Тем временем в ходе жестикуляций существа отпала левая кисть. Под долгим огнём кости из чёрных оттенков плавно перетекали в светло-серые. Кости черепа растрескивались оставляли неповторимые узоры напоминающие конторную карту. Когда целиком обугленное тело стало распадаться, процесс очень медленно повернулся вспять. Огонь с верхних частей тела исчез. Начиная с головы, его скелет наростал скальпом, весь уголь и чернота опадали на землю, подобно змеиной чешуе, появлялись сосуды окружавшие кости, наростал жир, ткани, мышцы окрашивали тело в красный и белый. Волосы и тон кожы постепенно возвращались к изначальному виду и как только голова и шея вернули себе былую славу — живой мертвец закричал и упал, корчясь на четвереньках от боли, и ещё костлявой рукой искал полную бутылочку из тех пустых, что окружали его. Нащюпав нужную, он выпил её целиком, хлюпая содержимое как при сильнейшей жажде. Очевидно, что это было сильное болеутоляющее. Процесс восстановления шёл от головы до пят регенерируя сгоревшее тело вместе со всеми ощущениями и нервными рецепторами. После восстановления пальцев ног его волосы на голове вновь загорались и цикл повторялся.

Трудно передать ураган эмоций центуриона от подобного зрелища. Время потеряло всякое привычное ощущение и казалось, что весь процесс закончился за несколько десятков минут. Хотя вспоминая положение солнца до встречи скелета с его братом, и сравнивая его с нынешним — он прикинул, что могло пройти около двух часов. Придя в себя Фавст обнаружил, что сидел на земле, в кругу из потусторонних гостей, а рука всё это время была на готове оголить оружие. Костяная рукоять меча была потной и мокрой. Речь и движения бородатого мужчины слегка напоминали пьяного или одурманеного человека:

— Как ты вовремя очнулся и завилял головой, ха! Я думал ты так и будешь сидеть пока от голода не сдохнешь. Но мои поздравления, — он раскинул руки как крылья и пристально смотрел на центуриона- тебе посчастливиться узнать о том, каковы порядки аида и как я, самостоятельно, бежал из тех серых земель и ни Зевс, никакие другие боги мне не были помехой!

Cкелет в этот момент хотел что то сказать, но не решился.

— Так вот…вся история тебя не касется, но в определённый день, нас с Ипакосом забрали Эринии, а после них наступил мрак, затем завывания подземных ветров и редкий лай собак.

Между словами брат поднял отпавшую кисть, поднёс её к предплечью и она начала срастаться с телом. В этот момент центурион спросил:

— Ипакос? Это имя твоего брата? Золотого скелета? — центурион завершил вопрос наклоном головы и быстрым взглядом в сторону объекта разговора

— А он тебе не сказал? — повернув голову в сторону скелета, а затем обратно на центуриона, он продолжил- Зассал поди чего то, но так его зовут.

— Я не зассал, мне… — брат громко хлопнул в лодоши перед черепом скелета и перебил повышенным тоном, отчего скелет дёрнулся — Я тут рассказываю историю! Оправдываться будешь потом.

Фавст опешил от подобного мужлана, но не стал его перебивать. Внутри себя он готовился к вероятному столкновению с ним в будущем. С первых минут его речи и поведения была понятно, что такие существа непоколебимы и никакие дискусии не будет успешными. Для них важны только их слова и их собственный мир представлений и илюзий в котором они живут.

— Капаней в основном сидел в одинокой норе с раздражающе капающим потолком и собирал ветки деревьев. Сажей и углём рисовал и записывал свои мысли о том, как невыносимо тупо поведение большинства людей и их пляски перед богами. Вместо прогулок по подземным пляжам на манер лентяев, смирившихся с судьбой, я создавал гениальные планы побега. Накануне бегства, благодаря своей яркой харизме, Капаней узнал от духов старожилов, что вот вот намечался тот самый день, когда группы подземных полубогов, осевших и относительно свободных душ, собираются идти в мир живых! Это было идеальное время чтобы воспользоваться всеобщей тякучкой и затеряться в потоке душ. Однако потом, благодаря своей наблюдательности, за колоссальным троном я нашёл шляпу невидимости. Возможно, шапка была забыта на радостях от столь долгого ожидания праздников, или по пьянству некоторых обитателей, может приплыла по стиксу, слетев с одного из несчастных, но не моё дело тыкать носом неряшек-потеряшек. Я даже благодарен тому, кто потерял такую драгоценность. Пусть это будет хоть сам Аид! — закончил своё введение брат громких хохотом.

Фавст, скрестив руки на груди внимательно слушал брата и кивал:

Ага, mundus patet…и шляпа, которую у нас в Риме называют шлемом Плутона и в переносном смысле является притчей для тех, кто скрывает свою истинную природу с помощью хитрого устройства. Скрытые намеренья политиков, например.

Брат скелета надменно посмотрел на центуриона, cвёл вместе губы и брови, а затем продолжил:

— Кхм…кхм…в такие дни аид пустел и многие поднимались на небо и выходили в живой мир, но из-за моей склонности к бунту и побегам я не мог выходить за пределы аида и дальше правого берега стикса. Проклятые законы…однако с шапкой, Капаней мог делать что угодно! Натянув её, он становился абсолютно невидимым для всех сверъестественных существ и почивших душ. Конечно, учитывая свои…кхм…огненныне особенности, я думал о том, как находить укромные места чтобы переждать свой приступ возгорания и как заткнуться чтобы никто не слышал моих криков. К счастью шапка оставалсь на мне невредимой, даже при голове, полностью охваченной огнём. В такие моменты исчезает зрение и слух, а восстанавливаются они только к новой регенерации. Но да ладно, это не так интересно. Входы в другой мир обычно перекрывают и заваливают, но в некоторые дни выбраться к потолку настолько же легко, как и попасть вниз. Сначала я думал, что просто пойду за сотнями души и вскоре буду уже далеко от места заключения, но потом Капаней увидел, что для выхода придется испить настойку неизвестного содержания из кубка, украшенного портертом Аида и Персефоны. Затем каждый пролезал в очень узкую щель, которая светилась несколько секунд, а затем гасла. Тогда я понял, что легких путей не будет и спасать себя придется своей же гениальностью, Капаней. Так говорил я себе. Одновремено втиснуться с кем нибудь вдвоём в сияющий выход даже шапка не поможет.

Самовозгорающийся человек притворно дрогнул, словно вспоминая что то очень неприятное и продолжил дальше:

— От главной реки, в направлении восточных болот были бескрайние поля с ужаснейшей грязью и бездонным навозом. В нём бултыхались души в таком количестве, что, буквально сидели на головах друг друга. Завсегдатые аида с тележками разбирали этот навоз и удобряли им подземные растения и сады. Этот вид открывался прибывшим сразу жу после пересечении Стикса в лодке Харона и был моим ориентиром в какую сторону точно не нужно шагать. В противоположном направлении был Аскалаф, садовник Персефоны. Говорят его рождение как то связано с рекой Ахерон, но самое главное, что в тех угодьях, среди множества кустов и деревьев можно было найти всё, что требовалось! Сад этот совмещал множество жилых построек и тропинок. Трудящиеся души носили треугольную шляпу, а на её конце, вместе с линзой для фокусировки и усиления светы, был прикреплён светящийся камень с неба. Вдоль основной дороги росли тополя, а вокруг журачащего источника с водой были громадные поля, засеянные серым асфоделем и разнообразные фермы. Деревья не имели той величавости и красоты как в мире живых, но урожайность их никогдла не умирала и не уменьшалась. Признаюсь…что было не совсем просто собрать всё, что требовалаось для моего плана ибо душ здесь было прилично и кто нибудь точно бы заметил летающий в воздухе предмет и затем внезапно исчезающий с виду. Одолжив с его полей всё нужное и завернув в импровизированный мешок из собственного плаща, Капаней пересёк Стикс, тихо забравшись в лодку к кучеру, придерживая шапку и проплывая сквозь холодный туман и сумрак. На том берегу забирал Харон новых прибывших, а я вовремя выпрыгнул из пустой лодки, пока её не заполнили новые мёртвые. У множества входов я нашёл наименее людное место и вырыл мечом глубокую яму. Налил в неё вино, воду, мёд и муку взятые с тихого сада и не успел перемешать, как великой толпой слетались к яме души умерших и подняли спор о том, кому первому напиться. Здесь были души невест, юношей, старцев и мужей в доспехах. Во время суеты я пытался воспользоваться лодкой и уплыть по течение Ахерона, свернуть со Стикса и плыть к выходу, но сам Харон был абсолютно спокоен. Лодка была не пуста и все равно находились те, кто спешил усесться в неё. Грязный Харон не повёлся на трюки, не оставил свою лодку, а мне пришлось искать иную слабость в том проклятом месте! — завершаюше зарычал брат.

Затем он сделал паузу чтобы немножко размяться, осмотреть регенерацию тела и прогладив бороду рукой, продолжил:

— Так, вернувшись обратно на берег, куда привозил извозчик души, одним из планов было бежать через холлы и холодные залы Эреба. Там, тени умерших, пересекая реку, ждут распоряжений для распределения в царстве Аида. Для некоторых, были особые направления, где они сами не знали чего ждут, их не выпускали бродить по округе, а очередь их постоянно менялась на более дальную. К ним подходили огненные девушки с ослиными ногами, что то выписывали на папирусе и меняли души очередями. Так несколько раз пока каждый не окажется на новом месте. В итоге ожидание было практически вечным и номер в очереди был абсолютно случайным. Однако эти сопляки, хотя и не помнили своего прошлого и теряли память после смерти, должны были сохранить хоть какое нибудь достоинство. Но они даже не думали сопротивляться! — Брат был так поглащён своей речью, что глухим ударом кулака о своды арки сломал правую кисть и не замечал, как она вывернувшись в неествественном направлении держалась на нескольких, всё ещё нарастающих мышцах и сухожилиях, оголённых миру. — Они просто стояли и покорно ждали… Может они были одурачены призрачным шансом перепрыгнуть с тысячного места на первое за счёт фортуны, не знаю. Знаю, что даже смерть и их многочисленность не родила искры бунта и не разожгла в них огонь. Эреб сливающийся с тёмными скалами и тенью каменных улиц присутствовал в каждом закоулке. Вся ночь царства Аида в лице Эреба следовала за мной куда бы я не шёл, но моё желание выбраться было сильнее любого бога. Знал ли кто нибудь он о моих планах или нет — мне не важно. Капаней точно был более проворным, чем кто нибудь мог бы предполагать.