Мэри стояла, склонив рыжую голову к плечу, словно ожидая услышать от меня что-то еще, гораздо более важное. В горле у меня вдруг засаднило, и неожиданно для самого себя я плюнул на тщательно выверенные объяснения:

- Но вы правы, так - неверно... - и, рубя воздух ладонью, отчеканил: - Мы будем это исправлять.

Американка недоверчиво прищурилась.

- Пашка, - повернулся я к другу, - одним нам здесь не справиться, надо народ поднимать. Так ведь, Светлана Витальевна?

Взгляд Чернобурки провалился куда-то вдаль:

- Да, - сказала она глухо и покивала чему-то, - не ожидала я такого, честно... Совсем. Вернемся, будем с товарищами обсуждать. Есть, о чем поговорить.

- Хорошо, - я еще раз порадовался ее правильным реакциям. Повезло мне с ней, повезло. - Ну, а я по линии райкомов пойду: надо военно-исторический клуб делать. Помещения выделять, музей организовывать, шефов искать... В следующем году из других школ и институтов участников в экспедицию набрать.

Мэри решительно отбросила гильзы в сторону.

- Эх... А я бы тоже приехала, если бы разрешили.

Чернобурка внимательно посмотрела на нее.

- Мы подумаем, - сказала мягко.

- Если все вместе возьмемся, - возбужденно поблескивая глазами, в разговор влез Паштет, - за пять лет леса вычистим!

Я промолчал. Пусть пока думает так. Главное - начать.

- Ну что, - повернулся к притихшим девчонкам, - погнали назад? А то там голодные дежурные и наш завтрак... Как бы чего нехорошего не вышло.

Вокруг понимающе заулыбались. Легкое напряжение, начавшее было витать над нами, тут же разошлось без следа. Назад мы бежали с шутками, а под конец - наперегонки.

Да, голод нас спасал. Голод и усталость. Тень истории, в этих местах густая до неподъемности, методично плющила благополучных городских детей. Парни ходили промеж деревьев задумчивые, девчонки нарыдались за работой, и та же Мэри не раз и не два оросила слезами вовремя подсунутое плечо Арлена. Но возвращаясь в лагерь мы думали не о костяной ноше в клеенчатых мешках, а о густом нажористом супчике из тушенки, лапши и картохи. Потом, разморенные теплом, идущим от побагровевших бревен, гоняли крепкий переслащенный чаек с дымком и добирались ломтями черняшки с салом. Ветерок лениво теребил над штабной палаткой отрядный вымпел с журавлем; тихо бренчал что-то сам себе на гитаре приданный нам фельдшер, настолько ладный и пригожий, что я было заподозрил в нем еще одного "ворона"; в ближнем перелеске сухо постукивали ветви, а в березовых стволах вовсю шло тайное движение соков.

Жизнь неизменно брала вверх над смертью. Казалось, что так будет вечно.