– Два! – поправил я.

– Три. С тем баскетболистом. С мальчиком, которого сбила машина. И вот сейчас, с профессором и его убийцей.

– Когда успели-то, – пробормотал я, лихорадочно соображая.

– Днём, ты ещё и в участок не успел вернуться. – Начальник нахмурилась, её явно тоже смутила скорость реакции кваzи. – Там на месте никого не было, когда ты восставших укоротил?

– Ни одной живой души, – ответил я.

– Очень, очень всё плохо, – сказала Амина Идрисовна, прогуливаясь по кабинету. Я сидел, как провинившийся школьник, и следил за ней краем глаза. – Норма окончательной смертности при задержании восставших – двадцать процентов. У тебя шестьдесят пять. Тебя надо увольнять. В лучшем случае – в лучшем, Денис! – могу отправить тебя на бумажную работу. Устроит?

Я молчал. Не стала бы она заводить такой разговор лишь для того, чтобы сообщить об увольнении или переводе. Время не стала бы тратить, будь всё решено.

– И никаких вариантов? – спросил я, не поднимая глаз.

– Будешь работать в паре, как во всех нормальных участках.

Это было неприятно. Но это было меньшее из зол.

– Если так необходимо… – Я вздохнул. – У нас штатное расписание забито, с кем же я буду…

– Это тебя пусть не волнует, – ответила начальник. – К счастью, кваzи сами предложили вариант. – Она нажала кнопку на селекторе и скомандовала: – Пусть Михаил Иванович войдёт.

Дверь кабинета открылась, и внутрь вошёл, очевидно, Михаил Иванович.

Немолодой, грузный, в старом пиджаке с широкими лацканами.

С кожей серо-голубого оттенка.

Кваzи.

Тот самый, в которого я стрелял сегодня утром.

У меня внутри всё похолодело.

– Михаил Иванович, познакомьтесь, это Денис Симонов, наш дознаватель по смертным делам, – сказала Амина Идрисовна. – Очень старательный сотрудник.

– Я заметил, – сказал кваzи, протягивая мне руку. – Михаил Иванович.