– А ветрянкой не болела? – спросил я на всякий случай.

– Ну как же не болела? Болела, – всхлипывая, сообщила Анна Романовна.

Мы с Михаилом переглянулись.

– Точно? – спросил я. – В медкарте нет.

– Да она и сама не знает, – вытирая слёзы бумажным полотенцем, сказала женщина. – Ей три годика было, соседский мальчик заболел – так мы специально её в гости поиграть привели, чтобы заболела. У маленьких же легко ветрянка проходит, а взрослые тяжело болеют…

Интересно, а что будет, если Томилин ввёл вирус девочке с иммунитетом? Она не заболеет? Или заболеет, но легко? Или умрёт?

Вообще – на что он рассчитывал? Что заражённые дети будут распространять заразу и сами тоже умрут? Большие ведь уже, Руслан так под два метра ростом…

– Жалко, что Томилину в голову не влезть… – сказал я.

– Томилину? Профессору? – напряглась мать. – А он-то здесь… О Господи! Он растлевал мою Милочку? Он её похитил? Он её насилует?

– Да нет, что вы! Он вообще уже мёртв, – вступился я за покойного. – Окончательно и бесповоротно. Мы всего лишь считаем, что ваша дочь могла заразиться в институте. Ветрянкой.

Анна Романовна посмотрела на меня с подозрением, но замотала головой:

– Нет-нет. Ветрянкой она болела…

Из комнаты девочки появился один из гэбэшников с телефонной трубкой в руках. Молча подал мне мобильник.

– Денис, – сказал Маркин.

– Владислав, – ответил я.

– Все мы имеем какие-то скелеты в своих шкафах.

– Ага, – сказал я.

– Надо закрывать чужие шкафы, если случайно их открыл.

– Да я и не собирался заглядывать, – сказал я.

Маркин помолчал. Потом сказал чуть мягче: